Читать «Подвеска пирата» онлайн - страница 59

Виталий Дмитриевич Гладкий

— Пошто орете аки резаные?! — грозно сдвинув брови, спросил Нагай.

— Горе-то какое, атаман! Горе всем нам! — возопили в один голос Третьяк и Пятой.

Атаман сильно удивился и даже почувствовал страх — братья отличались рассудительностью и завидным хладнокровием. Поэтому их всегда посылали разведывать, когда пойдет караван торговых судов и где какое имущество лежит на купеческих складах. Кроме того, Третьяк и Пятой, владеющие грамотой и знающие счет, закупали для ушкуйников огненное зелье и сбывали доверенным людям награбленное.

— Цыц! — рявкнул атаман ушкуйников. — Чай не бабы! Заголосили... Говорите толком, да с расстановкой. Давай ты, Пятой.

Братья под гневным взглядом Нагая быстро обрели необходимое спокойствие, и Пятой, разговорная речь которого отличалась большей ясностью, начал свой рассказ:

— Царь с опричней в Новгороде! Грят, заговор был. А возглавил его земский боярин Данилов, ведающий Пушкарским приказом. Будто бы заговорщики хотели Новгород и Псков отдать литовскому королю, а великого князя убить. Опричники разорили Софийский собор... — В толпе кто-то ахнул. — Выломали в нем старинные иконы, забрали все ценное и колокола, сняли и увезли Корсунские ворота. По всему городу хватают бояр, купцов и дьяков и ведут их на Городище, где над ними царь суд правит. Людей колют ножами, рубят топорами, как скотину, раздевают донага и обливают на морозе водой. Многих связали веревками и сбросили с Волховского моста в реку. А по реке на лодках ездят опричники и добивают выплывших баграми и топорами. Осподи, что творится!

Парень казался не в себе, и Нагай забеспокоился, как бы Пятой не рехнулся.

— Откуда знашь? — грубо спросил он, вонзив в парня свои свинцово-тяжелые зенки. — Не врешь ли?

— Мы там были! И все видели! Вот тебе крест, атаман, что не вру. — Пятой перекрестился. — Нас пытались взять, но мы отбились от опричников, убегли и спрятались на чердаке купеческого дома. Пуст был дом и ограблен.

— Неужто сам царь возглавил опричников? — недоверчиво поинтересовался Ермак.

— Душегуб он, антихрист! — вдруг возопил Пятой, задрожал мелкой дрожью и начал немного заикаться. — В доме этом м-мы недолго х-хоронились, потому как опричники его п-подожгли. Мы, конечно, м-маленько обгорели (вот и шапка в дырках, и з-зипун, что твое решето), пока выбирались из огня, но про то л-ладно. Ушли мы из города — и наткнулись на ц-царский лагерь. А уж там страсти какие были! — Парень наконец справился с волнением и стал говорить тверже. — Мы в лесу хоронились, сели на деревья по привычке, и царский лагерь был перед нами как на ладони. Ничего другого не оставалось, как ждать темноты. Царь приказал оградить частоколом обширное место, куда привели, как скотину на бойню, большую толпу городского люда, сам сел на коня и начал пронзать тех несчастных копьем. А когда напился людской кровушки вволю, то приказал опричникам, чтобы убивали всех без разбора и рассекали на куски...

Голос Пятого пресекся. Лицо парня, обычно пышущее молодой удалью и крепким здоровьем, превратилось в бледную маску старца. Его брат Третьяк выглядел не лучше. Нагай мигнул Марфушке, стоявшей неподалеку. Она быстро метнулась в избу и принесла парням по кружке хлебного вина. Братья выпили его, как воду, даже не поморщились, хотя отличалось оно отменной крепостью.