Читать «Цемах Атлас (ешива). Том второй» онлайн - страница 194

— Реб Ошер-Лемл, почему вы молчите? Скажите правду, вы кому-нибудь завидуете или нет?

— Конечно, завидую, — удивился краснинец этому странному вопросу. — Я завидую каждому, у кого есть хорошая голова.

Когда ближайшие товарищи Даниэла-гомельчанина перестали приходить дежурить у его постели, выяснилось, что краснинец навещает его. Как часто он навещал больного и как они общались между собой, никто не знал. Только на следующий день после собрания группы принимавших на себя особо строгие ограничения ешиботников, закончившегося ничем из-за скандала, устроенного логойчанином, в ешиве заговорили о том, что Даниэл-гомельчанин останется без надзора. Тогда Ошер-Лемл-краснинец сказал, что за больного не надо беспокоиться, потому что он, краснинец, уже давно ходит к нему. То, что Ошер-Лемл это делал, а никто об этом не знал, вполне соответствовало его характеру и поведению. Однако краснинца все же спросили, не кричит ли гомельчанин на него, как кричал на других товарищей, что, мол, когда они его обслуживают, у них дрожат руки, как будто они хотят его задушить. Ошер-Лемл, по своему обыкновению, долго молчал, а потом из-под густых волос, закрывавших его лицо, медленно появилась улыбка.

— Даниэл-гомельчанин даже согласился переехать к Генеху-малоритчанину. Мы с Генехом меняемся на дежурстве в больнице день за днем, а моя квартирная хозяйка охотно согласится пустить в свой дом больного.

Про Генеха-малоритчанина говорили, что он учится так же легко и непринужденно, как отплясывает на празднике Симхастойре своими длинными ногами профессионального танцора. Рядом с раскрытым томом Геморы он держал Маймонида, а также пару трудов поздних комментаторов — и листал их. Взгляд туда, взгляд сюда, и вот он уже наморщил лоб и понял, в чем дело; в его мозгу прочно отложилась еще одна выученная тема. При изучении мусара он тоже вел себя иначе, чем остальные. Один поддерживал опущенную голову руками и бормотал, как из бездны; другой лупил кулаком по стендеру, третий бегал по синагоге и выкрикивал отрывочные фразы. Генех стоял, поставив одну ногу на скамью, опираясь подбородком на ладонь правой руки, и издали заглядывал в книгу «Месилас яшорим», лежавшую на подоконнике. Молодым пареньком он входил в группу принимавших на себя особо строгие ограничения, которую возглавлял Цемах-ломжинец. Но Генех редко приходил на беседы, потому что они затягивались до самого утра, и из-за этого он не успевал выспаться. В противоположность оборванным новогрудковцам, он всегда ходил аккуратно одетым. Его никогда не видели разозленным или возбужденным, однако не видели и того, чтобы он что-то делал ради товарища.

Цемах-ломжинец, который прежде не слишком ценил Ошера-Лемла-краснинца, потому что он был начисто лишен яркости, еще меньше ценил Генеха-малоритчанина, потому что тот был уж слишком талантлив. «Человек для труда рожден», каждый ищущий пути мучается, стараясь достичь более высокой ступени морального развития, но малоритчанину все удается легко. Он ни с кем не ссорится и с самим собой тоже живет в мире. Он улавливает самое сложное дело с одного взгляда, считает выученные темы так же, как, наверное, пересчитывает постиранные рубахи и как будет после свадьбы пересчитывать сотенные купюры из большого приданого, которое получит. Так полагал когда-то Цемах-ломжинец. Но, вернувшись из светского мира в ешиву, он увидел, что неправильно оценивал малоритчанина.