Читать «Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9» онлайн - страница 33
Васіль Быкаў
— Ну и напрасно, черт бы тебя побрал, — говорю я. — Что ты надулся! Ты знаешь, что нам драться придется?
— Открыл Америку!
— Ну?
— Ну и черт с нами! — бросает он и умолкает.
Я разрываю землю возле ниши, нападавшую с бруствера, выкапываю три наши гранаты, вытягиваю из-под песка тяжелые просмоленные пачки с патронами. Прижав все это к груди, начинаю готовить гранаты. Люся сидит, как сидела, над Лукьяновым, опершись на откинутую назад руку. Лукьянов стонет и часто прерывисто говорит:
— Ну зачем обманывать? Зачем? Разве этим поможешь?!. Знаю, все! Умираю ведь…
Люся молчит, очень озабоченно глядя на него, а Лукьянов, передохнув, продолжает:
— Ну что ж… Только не думал… Ужасно бессмысленно и зря. Конец! — говорит он и умолкает. Бледное лицо его покрывается обильным потом. — Конец всему. Теперь нечего скрывать! Зачем? Кто я на войне? Трус презренный! — тихо, но с внутренней силой говорит он. — Всю жизнь боялся. Всех! Всего! И вот… Ведь я врал про плен-то…
Я удивляюсь. Поднимаю на него глаза. Встречаюсь с его взглядом, но он отводит свой в сторону.
— Да, Лозняк, я тебе врал. В плен сам сдался. В окружение попал, ну и… Только потом начал понимать. Да поздно. И вот — все. Эх, зачем было, — хрипит он. — Ну что ж… Что поделаешь? Храбрость — талант. А я бесталанный! Для войны бесталанный. Будь она проклята, эта война!
— Эх, Лукьянов! Ну что же ты так? — говорю я.
Не часто приходится нам слышать такое. И это его неожиданное признание озадачивает. Значит, совсем он не тот, за кого выдавал себя. Мало, что он трус, он еще и обманщик? Но мы чувствуем его неподдельную предсмертную искренность и знаем, что далась она ему нелегко, и потому не презираем его.
— Дайте гранату, — просит Лукьянов, напрягшись, он приподнимается на локте, вперив в меня дрожащий затуманенный взгляд.
— Лежите, лежите. Нельзя вам так.
— Лозняк! Может, в последний раз… Повезет… Убью гада! Чтоб не напрасно…
Я сую в его руку «лимонку» и отворачиваюсь.
Лукьянов падает спиной на землю. По его грязным щекам сползает две слезы.
— Спасибо! — умиротворено и ослабленно говорит он. — И вам спасибо, — поднимает он взгляд на Люсю. — Поберегите себя. Вы красивая! Это так много… И не надо так… жалеть нас. Не стоит.
В укрытие заглядывает Попов.
— Лукьян жив?
— Живет еще, — тихо отвечает Люся. Она очень серьезная, какая-то собранная и повзрослевшая за этот день. — Идите, перевяжу.
— Скоро приду, — улыбаясь говорит Попов. — Немец маломало гляжу.
Он исчезает. Вскоре Люся с досадой говорит:
— Опять! Опять потерял сознание. И воды нет.
Кусочком ваты она вытирает с лица Лукьянова пот. Я подхожу и сажусь рядом с ней. Она достает из сумки какой-то пакет, открывает флакон.
— Держи!
Я помогаю ей, а Люся что-то вливает в полураскрытый Лукьянов рот. Он, однако, больше не раскрывает глаза.
