Читать «Ясно. Новые стихи и письма счастья» онлайн - страница 12

Учитесь у родины, зла ее и несчастья, белого неба, серого хлеба, черного льда. Но стать таким, чтоб не жалко было прощаться, может лишь то, что не кончится никогда.

Начало зимы

1. Зима приходит вздохом струнных

Зима приходит вздохом струнных:«Всему конец».Она приводит белорунныхСвоих овец,Своих коней, что ждут ударов,Как наивысшей похвалы,Своих волков, своих удавов,И все они белы, белы.Есть в осени позднеконечной,В ее кострах,Какой-то гибельный, предвечный,Сосущий страх:Когда душа от неуюта,От воя бездны за стенойДрожит, как утлая каютаИль теремок берестяной.Все мнется, сыплется, и мнится,Что нам пора,Что опадут не только листья,Но и кора,Дома подломятся в коленяхИ лягут грудой кирпичей —Земля в осколках и поленьяхПредстанет грубой и ничьей.Но есть и та еще усладаНа рубеже,Что ждать зимы теперь не надо:Она уже.Как сладко мне и ей – обоим —Вливаться в эту колею:Есть изныванье перед боемИ облегчение в бою.Свершилось. Все, что обещалоПрийти – пришло.В конце скрывается начало.Теперь смешноДрожать, как мокрая рубаха,Глядеть с надеждою во тьмуИ нищим подавать из страха —Не стать бы нищим самому.Зиме смятенье не пристало.Ее стезяСтруктуры требует, кристалла.Скулить нельзя,Но подберемся. Без истерик,Тверды, как мерзлая земля,Надвинем шапку, выйдем в скверик:Какая прелесть! Всё с нуля.Как все бело, как незнакомо!И снегири!Ты говоришь, что это кома?Не говори.Здесь тоже жизнь, хоть нам и страненЗастывший, колкий мир зимы,Как торжествующий крестьянин.Пусть торжествует. Он – не мы.Мы никогда не торжествуем,Но нам милаЗима. Коснемся поцелуемЕе чела,Припрячем нож за голенищем,Тетрадь забросим под кровать,Накупим дров и будем нищимИз милосердья подавать.

2. «Чтобы было, как я люблю…»

– Чтобы было, как я люблю, – я тебе говорю, – надо еще пройти декабрю, а после январю. Я люблю, чтобы был закат цвета ранней хурмы, и снег оскольчат и ноздреват – то есть распад зимы: время, когда ее псы смирны, волки почти кротки, и растлевающий дух весны душит ее полки. Где былая их правота, грозная белизна? Марширующая пята растаптывала, грузна, золотую гниль октября и черную – ноября, недву– смысленно говоря, что все уже не игра. Даже мнилось, что поделом белая ярость зим: глотки, может быть, подерем, но сердцем не возразим. Ну и где триумфальный треск, льдистый хрустальный лоск? Солнце над ним водружает крест, плавит его, как воск. Зло, пытавшее на излом, само себя перезлив, побеждается только злом, пытающим на разрыв, и уходящая правота вытеснится иной – одну провожает дрожь живота, другую чую спиной.

Я начал помнить себя как раз в паузе меж времен – время от нас отводило глаз, и этим я был пленен. Я люблю этот дряхлый смех, мокрого блеска резь. Умирающим не до тех, кто остается здесь. Время, шедшее на убой, вязкое, как цемент, было занято лишь собой, и я улучил момент. Жизнь, которую я застал, была кругом неправа – то ли улыбка, то ли оскал полуживого льва. Эти старческие черты, ручьистую болтовню, это отсутствие правоты я ни с чем не сравню. Я наглотался отравы той из мутного хрусталя, я отравлен неправотой позднего февраля.