Читать «Шильонский узник» онлайн - страница 17

Джордж Гордон Байрон

XXVII

Над Геллеспонтом вопль и стоны!Унылы мужи, плачут жены;Звезда любви, Яфара дочьПоследняя семьи надменной!Спешил – скакал и день, и ночь,Но опоздал твой обрученный;Не зреть ему красы твоей,Не для его она очей.И Вульвулла к нему пороюНесется с вестью гробовою.Плач громкий на твоем крыльцеПодруг бледнеющих в лице;Рабов безмолвных вид печальный, —Корана песни погребальнойПротяжный хор – стенанья, вой, —Ему расскажут жребий твой.Селима падшим ты не зрела;Когда в ночи на страшный бойТвой друг пошел, ты обомлела;Он был надеждой светлых дней.Любовью, радостью твоей.Ты видишь – смерть неизбежима;Уж не спасти тебе Селима!И сердце кровью облилось,Впоследнее затрепетало,Вдруг дикий вопль… разорвалосьИ разом биться перестало.И тихо все – все тихо стало.Мир сердцу твоему! И мирНад девственной твоей могилой!Ты счастлива – любви кумирТебя пленял мечтою милой;Один удар тебя сразил;Он вдруг мечты твои убил,Но веры к ним не погубил.Ты жизнь так радостно встречала;Ты не боялась, ты не зналаРазлуки, ссоры роковой,Стесненной гордости позора,И злобы с тайной клеветой,И мрачной совести укора,Ни язвы той… О! Черных дней,Ночей ужасных плод унылыйБезумства дикого страшней.Она, как червь – жилец могилы,Не утихает, не уснет;И этот червь в душе гнездится,Не терпит света, тьмы страшится;Он сердце точит, сердце рветИ все мертвит, а сам не мрет.Беда тебе! Свершитель злодеянья!Напрасно ты главу опепелил,И слезы льешь в одежде покаянья!Кто Абдалу – Селима, кто убил?Ты назвал дочь невестою Османа…Та, чья краса пленила б и султана,Отрада, честь твоих преклонных лет…О! Рви власы, злодей! Ее уж нет,И нет тебя, уж нет, звезда младая!Родимых волн и прелесть и любовь,Твой блеск погас, его затмила кровь.Злодей, страшись, та кровь была родная;Терзайся век, ищи ее везде:«Где дочь моя?» И отзыв скажет: где?

XXVIII

В долине меж кустов блистая,Могильных камней виден ряд;И кипарисы там шумят,Не вянет зелень их густая;Но ветви, темные листыПечальны, как любовь младаяБез упованья и мечты.В долине той есть холм унылый,Одет муравчатым ковром,И роза белая на немОдна над тихою могилойЦветет, – но так нежна, бледна,Как бы тоской посажена.Она сама грустит, томится,И чуть повеет ветерок, —Уже и страшно за цветок.Но что ж! И бурный вихрь промчится,И грянет гром, и дождь польет,А роза все цветет, цветет;И если кто грозы вреднееЕе сорвет, – свежей, милееОна с румяною зарейОпять над мягкой муравой.Иль гений тайный, но чудесныйКропит ее росой небесной,И пестун розы молодой?Меж дев Эллады слух несется,Что роза не цветок земной,Когда ни дождь, ни ветр, ни зной,Ничто до розы не коснется;Не нужен ей весенний луч,Не страшен мрак осенних туч, —Над нею птичка, гость эфирный,Незримая в долине мирной,Поет одна в тиши ночей,И райской арфы сладкогласнойДивней напев ее прекрасный;То не иранский соловей;Такой живой, сердечной мукиЕго не выражают звуки. —Зайдет ли кто, – уж он всю ночьОт птички не отходит прочь,И слушает в раздумье пенье,И плачет, и в душе волненье, —Как бы в груди проснулась вновьТоской убитая любовь.Но так отрадно слезы льются,Часы так сладостно несутся,И так не тягостна печаль,Что сердцу горестному жаль,Как вдруг пленительное дивоРасцвет огнистый прекратит,И невидимка замолчит.Иным в тоске мечталось живо,Но кто жестокий упрекнет,Что в песне жалкой и любимойПочти всегда певец незримойЗулейки имя намекнет?Над ней тот кипарис надгробный,Где влажный звук, словам подобный,Звенит и тает в тьме ночной;Тот мягкий дерн над девой чистой,Где вдруг расцвел цветок душистыйНеувядаемой красой.Здесь был вечернею зареюМогильный мрамор положен;Наутро камня нет, – и онУжели смертного рукоюНа дальний берег унесен?И нам гласит рассказ восточный:Когда сраженный злобой мощной,Селим был шумною волнойЛишен святыни гробовой;Тогда вблизи крутого скатаНа взморье камень был найден, —И этот камень наречен:«Подушкой мертвого пирата»,На нем пловцы в полночной тьмеВидают голову в чалме!А роза все не увядает,Томится, снова расцветает,Прекрасна и бледна под чистою росой,Как щеки красоты при вести роковой.