Читать «Мгновенье на ветру» онлайн - страница 69

А на самом-то деле мы боимся этих пространств, которые все ближе и ближе подводят нас друг к другу, думает она. Словно вернулась та ночь, когда на них напали львы. Они стоят друг против друга, решая, что же им делать, каждый взвешивает, примеряет, прикидывает, сейчас важен самый незначительный жест, слово, от них зависит судьба. Они глядят друг на друга, и в глазах у них ненависть, боль, смятение, жажда. Мне страшно, и страшно тебе, ночь бесконечна. И это главное. Если я решусь протянуть к тебе руку, поймешь ты меня или нет?

Он первый отводит глаза, нехотя, может быть, даже смиренно, может быть, даже с печалью. Кажется, на этот раз победила она. Но такая победа не решает спора, не доказывает правоты, она никому не приносит радости и лишь еще больше все запутывает. И она чуть не с отчаянием спрашивает о том, чего знать не хотела:

— Почему у тебя такая спина?

— Белые господа отстегали плетьми. — Все так же стоя к ней спиной, он добавляет со сдержанной яростью — Ну и что? Эка невидаль — отстегали раба. Их каждый день стегают.

— И поэтому ты убежал?

— Поэтому или не поэтому, — какая вам разница?

— Очень большая. Ты раньше говорил, что ушел по своей воле.

— Никогда я вам такого не говорил. Вы сами так решили.

— А ты меня не разубеждал. Тебе хотелось, чтобы я так думала. Ты не хотел, чтоб я узнала правду: что ты убежал, потому что тебя высекли.

— Ну вот, теперь вы знаете правду. Вы наконец-то довольны? Считаете, что теперь взяли меня за горло?

— Я вовсе не хочу брать тебя за горло.

Он быстро к ней повернулся.

— Зачем же тогда все время выпытываете?

— За что тебя били плетьми, Адам?

— Я поднял руку на своего хозяина, — жестко говорит он.

— Не просто же так ты поднял на него руку, видно, были причины.

— Были, не были, — это никого не касается.

— И тут боишься? — с насмешкой спрашивает она. — Ты не постеснялся раздеться передо мной, чего же сейчас стыдишься?

— Стыжусь? Я? — Его начинает трясти от возмущения. — Это вам должно быть стыдно! Вы без конца пытаете меня расспросами. Чем это лучше плетей? До чего же вы, женщины, жестоки. Мужчины высекут тебя и уйдут, а вы принесете соль и посыплете раны.

— Если ты в самом деле считаешь, что я хочу тебя мучить, можешь мне ничего не рассказывать.

Опять стена, думает Элизабет. Каждый раз я на нее натыкаюсь. Она поворачивается и хочет идти прочь.

— Ладно, — говорит он глухо, — расскажу, если уж вы так хотите знать. Даже это признание вы у меня вырвали, можете гордиться.

Она оглядывается, протестующе взмахнув руками, но его словно прорвало.

— Ведь вы хотели знать правду, — сурово говорит он. — Так слушайте. Сударыня, в жизни каждого человека рано или поздно наступает такая минута, когда он должен сказать «нет», и потому я поднял руку на хозяина. Я был его старостой и должен был следить за всем его хозяйством и делами. Мне даже приходилось наказывать других рабов по его приказу. У него было больное сердце, сам он пороть людей не мог, очень уставал, поэтому только наблюдал, как наказывают. А я должен был сечь моих братьев — думаете, легко? Но ведь я был раб, разве я мог перечить хозяину? — Он умолкает на миг и с трудом переводит дыхание. — А потом умерла моя бабушка, она замерзла, потому что меня не пустили принести ей дров. Мать хотела пойти хоронить ее, но баас не разрешил, он велел ей в тот день подрезать виноградные лозы. И тогда мать ушла не сказавшись и похоронила старуху. А назавтра вернулась в усадьбу и как ни в чем не бывало принялась за работу. Подрезала лозы и пела.