Читать «Мгновенье на ветру» онлайн - страница 104

Андре Бринк

— И ты скучаешь о Капстаде, я уверена, — с вызовом говорит она.

…Рассказы его матери и бабушки о пламени, которое пляшет над кратером вулкана Кракатау, о прекрасных гибискусах и лотосах, о жасмине, коричном дереве и гвоздиках, которые так сладко пахнут, о бегстве Мохаммеда в Медину, о славных войнах полумесяца. Маленькая сухонькая старушка с ее мудрым фатализмом, наивная вера матери, которая путала Христа с Хейтси-Эйбибом и не отличала волю божью от воли хозяина…

— Матушка Сели, ты сбиваешь моего сына с пути.

— Глупенькая, я ему о белом свете рассказываю. А я его повидала, свет-то.

— Откуда? Из черного трюма?

— Зачем же из трюма? Раньше я его видела, в молодости. Где я только не была — и в Паданге, и в Смеросе, и в Сурабайе. Тогда я была свободной.

— Ты и сейчас свободная. Хозяин вон отпустил тебя на волю.

— Пусть он этой волей подавится.

— Что ты, матушка Сели, как у тебя язык повернулся, ведь он — хозяин!

— Хозяин? Раб он, а не хозяин. Раб своих рабов. Что он без них? Пустое место. Ты слушай, Адам, слушай, что я говорю.

— Не смей забивать голову моему сыну такими крамольными мыслями! А ты, Адам, слушай свою мать и хозяина, понял? Забудь, что сейчас говорила бабушка!

Вот он стоит у верстака и обтачивает ножки для стола, из-под рубанка сыплются кудрявые стружки, ноздри щекочет запах можжевельника. Вот поднимается на гору за дровами, глядит на раскинувшееся внизу море… Изюм на чердаке… Осень, урожай убран. На гумне молотят зерно, с виноградников несут полные корзины и высыпают в давильни, а потом, держась за брус, давят спелые кисти, пляшут на них, прыгают, не чуя под собой усталых ног, ягоды лопаются, между пальцами с чавканьем вылезает благоухающая мякоть, в подставленный внизу бочонок струей льется сладкий сок. Оставшуюся массу протирают через сплетенную из бамбука циновку, сливают виноградное сусло в огромные чаны и оставляют бродить, и вот оно стоит много дней, кипит, пенится. А потом везут вино в город, Адам сидит высоко на бочке, похлестывает длинным кнутом сытых раскормленных волов, рядом бегут собаки, прыгают, заливаются лаем. Вот и гавань, там грузят корабли, которые поплывут далеко-далеко — в Амстердам и в Бютензорг, в Тексел, конечно же, в Серабангу и Сурабайю, о которых рассказывала бабушка Сели, и во все концы света повезут выжатое им вино, повезут на свободу…

— Да, я скучаю. Но Капстад так далеко. А мы здесь счастливы, верно?

— Конечно. — Ее большие глаза безмолвно глядят на него, застенчиво спрашивают, соглашаются.

— Может быть, ты жалеешь?

— Жалею? Нет, нет. А ты?

— Мне-то о чем жалеть? Но ты стала часто говорить о Капстаде.

— О чем-то ведь надо говорить.

— Раньше, когда мы только пришли сюда, ты о нем совсем не говорила.

— Тогда было не до Капстада. Все было так ново, так незнакомо и прекрасно.