Читать «Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов» онлайн - страница 19

Гео Данилович Шкурупий

К ТИТАНИИ

Блажен, кто поздней осени не зрит, Кто шутки ради книги открывает, Кто Песню Песен радостно читает, Над Книгой Руфи весело острит! Беда тому, кто, сон и аппетит Утратив, лямку жизни не бросает, Его предательств ямы окружают И мошкара сомнений тормошит. Смеется светлой юности стихия! Что ей сулите вы, виски седые? Пустую мудрость? Холод и туман? Пусть будет жизнь прекрасней и короче, Пусть не успеет распознать обман Титания июньской светлой ночи!

ДВЕРЬ В СТЕНЕ

Как наяву тот сон увидел я: Умолкло бормотанье парохода, Камыш и вербы, светлая погода И полноводной речки чешуя. О, Родина прекрасная моя! Я знал тебя в счастливейшие годы, Но и меня осилили невзгоды, И позабыл твой светлый образ я… Но вот пришел вечерний час свиданья — Не стало ни тревог, ни ожиданья, Открылась дверь заветная в стене, Все тихо. Спят усталые колеса, И цапли в золотистой тишине Перелетают с отмелей на плесы.

3/X.1934

ЭЛЕГИЯ

Чернеет лед на линии трамвая, Синеет в темных улицах весна, И юность — ясноока и стройна — Встает, былую радость навевая. Так это ты! Но чья же воля злая Тебя убила? Где звенит она, Твоей живой веселости струна? Зачем тебя томит печаль больная? А помнишь все, что было и прошло? Небесный свод, прозрачный, как стекло, В котором стая шумно пролетала… Как быстро таял снег! Как лед звенел! Теперь того, что прежде звалось «Мало», Ты выдержать бы даже не сумел!

26/II.1934

В ДОНБАССЕ

Двенадцать дней, двенадцать синих чаш Сияли глубью тихою над нами, Мы пили их спокойными глотками, Мы знали — этот месяц будет наш. Мы знали — близко море и Сиваш, Нас ветер бил могучими крылами, День исчезал за алыми вратами, Большая степь манила, как мираж. А вечером в небесной бездне черной Горели нам созвездий крупных зерна, Огонь заката на краю земли Тускнел и становился все янтарней, И сквозь туман и сумрак нам вдали Вставали две зари над сталеварней,

4/V.1933

28 АВГУСТА 1914 г

Чуть приоткрыв завесу облаков, На поле и стерню луна смотрела, В туманной дымке шелковисто-белой Сияли тускло главы куполов, Степь, словно океан без берегов, Под небом расстилалась без предела, И где-то в ней звенело и гудело Мятежным эхом прожитых веков. Я думал: степь! Что за твоей чертою? Грозишь ли ты пустынной темнотою В осеннем безысходном забытьи? Иль снова мне сверкнет весна живая И заблистают звонкие ручьи, На желтом дне оврага пробегая.

1/III. 1934