Читать «Гумор та сатира. Збірка» онлайн - страница 91

- Ю олл райт? – спрашивает смеющийся. И городской голова опускает опухшее лицо, думая, что пришла его смерть. Ему хочется крикнуть «помогите», или по-киевски, «рятуйте», но он лишь выдыхает обречённо:

- Й-е-с…

И тогда другая рука смеющегося, жилистая с белёсыми волосками, приближается к опухшему лицу. В жилистой руке маленькая чёрная чаша с тёмно-красной жидкостью. Опухший глава города пьёт из подставленной чаши солёную жидкость, похожую на загустевшую кровь и слышит при этом выстрелы, плач детей и лай собак. Потом большой чёрно-красный перстень со знаком, напоминающим четырёхлапого паука, приближается к его лицу, и он целует перстень и руку, покрытую белёсыми волосками.

И в ту же минуту рука становится когтистой, покрывается шерстью, удушливый запах горелой резины не даёт дышать.

- Сынку мий!  - смеётся кто-то сверху над головой…

Глава Киева пробуждается. Он открывает глаза и находит себя стоящим на коленях. Мгновение он надеется, что это был просто сон. Однако надежда тут же исчезает. Человек с опухшим лицом припоминает, что сон этот – лишь повторение того,  что с ним на самом деле произошло накануне вечером, и происходит каждую неделю, в ночь на воскресенье. Он понимает, что с ним покончено. Но ему уже всё равно.

А тем временем, среди всё ещё живой и прекрасной природы, наступал новый киевский день. Тысячи людей просыпались с тяжёлым чувством, будто что-то давило их изнутри. Неведомые голоса жили в них, шептали, уверяя, что это их собственные мысли и желания. Невидимые существа диктовали речи и указы, вертели певичками, скачущими в главном дворце культуры города, гнали по улицам шествия орущих. Иногда эти существа нахально выглядывали на миг из-за плеча какого-нибудь перепуганного премьера или дерущегося парламентария. И вновь становились невидимыми, чтобы опять наполнять души призраками – коварными врагами с металлическими зубами, не пускающими в Европу и топчущими портреты правильного поэта. И там, в душах киевлян, становилось тесно и затхло, как в мусорных баках, где находилось место всякой дряни – и лгущим вечерним новостям, и фантазиям о братьях-угнетателях, и женщинам с фальшивыми улыбками кормящим пирожками небритых, прыгающих мужчин, и клоунам-извращенцам, принимаемым за народных героев, и, главное, всё покрывающей,  тупой, необъяснимой злобе.

И только не было там места Тому, Кто любил киевлян. Кто создал их. Кто умер за них на Кресте. Тому, в Ком только и была правда. Кто только и мог спасти от лжи и мрака. Тому, Кто каждое мгновение стучался в сердца киевлян с просьбой впустить Его. Тому, Кто жалел и ненавидящих, и ненавидимых, и стрелявших, и расстрелянных.

А тем временем, над мглистым небом Киева, и над всеми небесами Тот, Кого не хотели знать киевляне, в славе Своего Отца смотрел на древний, помрачённый город. Рядом была Его Пречистая Мать и святые ангелы. Они просили Его помиловать, освободить души от бесовского пленения и простить обманутых. Тех, кто теперь шёл по утренним улицам, тех, кто просыпался, но никак не мог проснуться от лживого сна.