Читать «Птички в клетках (сборник рассказов)» онлайн - страница 100
Виктор Соден Притчетт
— Теперь все кончено, — сказала Рода. — Она его навсегда потеряла.
— Верно, — сказал Чатти. — Но истинная беда в том, что она потеряла Поля.
— Вы с ума сошли, — сказала Рода. — Неужели вам не ясно, что его никогда не было.
— Да, знаю. Она его придумала. Еще хуже. Она потеряла своего единственного друга.
Чатти был рад видеть, как безупречная Рода смешалась.
— Вы хотите сказать, что не одобряете моих действий, — сказала она.
— Вы делали то, что вам подсказывала ваша совесть, — сказал Чатти.
— Чувствую, что я вам явно не по душе, — сказала она. — Неужели ни у кого уже не осталось чувства морального долга? Вы были с ней знакомы. Я считала своим долгом все рассказать вам. Это единственное, что мною руководило.
Рода взяла сумочку.
— Диана, любовь моя, — позвал официантку Чатти. — Кажется, мне нужен счет.
Пока Чатти расплачивался, оба молчали, затем Рода сказала:
— Спасибо за прекрасный вечер. Приезжайте к нам как-нибудь. Ронни будет рад.
— Сто тысяч фунтов? — спросил Карво. — Кто тебе сказал?
— Клотильда, — сказал Чатти. — Сторонница папы. Помнишь альбигойцев…
— Но мы же от них отказались, — сказал Карво.
— Знаю, — сказал Чатти. — Мне вспомнилось бегство любовников через Пиренеи вместе с Клотильдой, которая докопалась до истины и из ревности выдала их инквизиции. Рода Джонсон. Еще одна трагедия в моей жизни. Я заглянул в душу добродетельной женщины, чего никогда не следует делать.
Карво пропустил это мимо ушей.
— Вот если бы этот сюжет дать шведам, — осторожно начал он, — они бы сделали отличный фильм.
— При чем здесь шведы, при чем здесь альбигойцы. Здесь явно попахивает Англией, ее западным побережьем. Поль — чистейший вымысел. Зато его поместье можно было использовать как надежную гарантию платежеспособности, особенно после его смерти.
— О ком ты говоришь? — спросил Карво.
— О Поле, брате Кристины.
— Но он мертв.
— Ты плохо слушаешь, — сказал Чатти. — Вспомни, что он должен был бы ей оставить. Она тебе говорила?
— Говорила, а что? — удивленно спросил Карво.
— А то, что все историки рано или поздно сходят с ума. Из-за тяжкой и нудной работы. Давит на психику. У них возникает чувство величия, и они уже не в состоянии отличить, где кончается история и начинается личная жизнь. К тому же им плохо платят. Ей нужны были деньги. Так что винить некого, — сказал Чатти.
— Когда Джонсоны уехали? — спросил Карво.
— Они не уезжали. У нее нервное расстройство, и ее поместили в частную лечебницу.
— Ты говорил. Когда это произошло?
— Давно.
Чатти вынул записную книжку:
— Четвертого октября.
И тогда случилось невероятное. Карво, не помнивший дня рождения своей жены, страдалец, забывавший даты своих нескольких свадебных годовщин, человек, за которого всю работу выполняли подчиненные, который жил у всех на виду, удивил Чатти сугубой интимностью своего поступка: он вынул миниатюрную записную книжицу. Чатти видел ее только однажды, в дни болезни Карво. Он даже видел страничку, куда ежемесячно, каждый первый вторник, Карво заносил свой вес. Карво открыл книжицу и сказал:
— У меня тоже помечено четвертое октября. А отчего ты запомнил этот день?