Читать «На хуторе Загорье» онлайн - страница 67

Услышав от него это четверостишие, мы поняли, что с нами не какой-то шалопут, а человек с развитым чувством прекрасного, было заметно, что стихи он любит и читает их вдохновенно.

Сам по себе этот эпизод, казалось, не был для Александра Трифоновича чем-то чрезвычайным, но в глазах его все же блеснула оживленность и, пожалуй, с оттенком нежной учтивости.

Назавтра вернулись в Смоленск и через день — двадцать первого сентября — снова встретились с Александром Трифоновичем у мамы. Александра Григорьевича Дементьева уже не было — уехал к себе в Москву поездом. Эта встреча была особенно интересной: Александр Трифонович как никогда прежде интересовался нашим мнением о его произведениях и много задавал вопросов. Началось с того, что он спросил у сестры Марии, что ей больше всего нравится из его сочинений.

— Это очень трудно сказать, — отвечала она, — «больше всего» может оказаться совсем не самым лучшим. Потому, знаешь, Саша, только не смейся, пожалуйста, скажу: больше всего мне нравится 18-я глава из «Страны Муравии», — и тут же продекламировала: — «Стоят столы кленовые, хозяйка, нагружай!..» — Она смущенно заулыбалась и даже закрыла лицо ладонями.

— Ну что ж ты так сомневалась? Все очень похоже, что так оно и есть, — сделал он заключение и посмотрел на мать.

— А мне, Шура, так нравится твой «Ивушка», что не могу тебе и передать: «Ивушка-печник… умер Ивушка…» — мать хотела сказать так же, как в самом стихотворении, но не получилось, и она это поняла, заохала и махнула рукой, дескать, ладно, посмейтесь…

— А что скажет Иван? — обратил он свой взгляд на меня.

Я давно был готов ответить на такой вопрос и сказал:

— Самым лучшим из всех стихотворений считаю «Я убит подо Ржевом» — тронут им до глубины души, а из поэм считаю лучшей «За далью — даль», хотя, конечно, говорю пока об опубликованной ее части. — Это было мое личное мнение, я тогда ни от кого не слышал и ничего не читал об этом стихотворении и, естественно, говорил так, как думал и чувствовал.

Александр Трифонович глядел на меня каким-то горячим, светящимся добротой взглядом, тут же привстал, пожал мне руку и сказал:

— Спасибо, Ваня! Я очень рад, рад, что так думает мой брат, еще раз спасибо тебе! Ты правильно понял это мое стихотворение, оно мне очень дорого.

Вскоре я стал собираться к себе, но мы еще не прощались, и я пригласил Александра Трифоновича побывать у меня, на той 4-й Северной улице, где жил я со своей семьей в те годы.

На второй день после этого к нашей хате подкатили две «Победы» одновременно. В одной из них приехали Александр Трифонович, сестра Анна и мама. Во второй — корреспондент газеты «Правда» по Смоленской области.

В нашей единственной комнате было прибрано и даже уютно, но… не было в ней стола. Собственно, стол вот-вот должен был появиться — я как раз мастерил его в пристройке, осталось только отделать столешницу. Пришлось внести его белым, неотделанным. Получилось с какой-то стороны даже занятно: Александр Трифонович и приехавший с ним корреспондент помогли мне затащить стол в комнату, сладить недостающие сиденья, положив на табуретки отрезок доски, участливо и по-простецки подсказали хозяйке «не проявлять особых усердий и забот насчет угощений — хороши хрен да луковица», мол, все прочее они предусмотрительно прихватили с собой.