Читать «О людях и самолётах 2» онлайн - страница 190
Михаил Григорьевич Крюков
Он вдруг поймал себя на том, что сидя за столом, совершает какие-то мелкие и ненужные движения – перекладывает указательным пальцем хлебные крошки, потом вдруг начинает переворачивать вилку зубчиками вверх-вниз, потом кладёт вилку и начинает качать влево-вправо стакан.
Воробьёв ощутил, что больше оставаться на месте не может – нужно куда-то идти и что-то делать, неважно, куда идти и что делать, но сидеть на месте было нестерпимо. Он встал и начал быстро, заученными движениями надевать форму.
– Ты куда? – спросил Витя, – давай хоть допьём…
– Я скоро… – машинально ответил Воробьёв, застёгивая шинель, – мне тут… надо… – и, не слушая больше Витю, выскочил за дверь.
Спускаясь по лестнице, Воробьёв вдруг заметил, что его зрение резко и неприятно обострилось. Он стал замечать мельчайшие детали вокруг себя, на которые раньше никогда не обращал внимания – на истёртые ступени лестницы из искусственного серого камня с белыми крапинками, напоминающими любительскую колбасу, на криво закрученный шуруп в дверной ручке, на стопку замусоленных почтовых конвертов рядом с доской для ключей. Его кто-то окликнул, но Воробьёв даже не обернулся, он выскочил на улицу и быстро пошёл по аллее, стараясь как можно глубже дышать холодным воздухом.
Почему-то он вспомнил, как летом неожиданно встретил здесь Танюшу. Девушка шла к автобусной остановке в ярком сарафане с квадратным вырезом, в белых босоножках и с белой сумочкой на длинном ремешке. В обычной женской одежде Танюша тогда показалась Воробьёву какой-то обычной, непривлекательной, форма ей шла гораздо больше, и он постарался выбросить из памяти это воспоминание, которое, казалось, теперь может обидеть память Танюши.
Старый гарнизон зарос сиренью, жасмином и шиповником, которые буйно цвели по очереди всё лето, и Воробьёв всегда старался зайти в строевое отделение с букетом из цветущих веток, а Танюша расставляла их на подоконнике в трёхлитровых банках между разноцветных гераней и фиалок…
Воробьёв приостановился. Он понял, что ноги повели его по давно заученному маршруту на службу. Поворот налево приводил в казарму, а направо – в штаб. Ни в казарме, ни в штабе ему делать было нечего, но капитан, не раздумывая, повернул направо.
На стоянке машины начальника штаба не было.
Воробьёв вошёл в штаб и. ответив на приветствие дневального, огляделся. Двери кабинета начальника штаба и строевого отделения были заперты и опечатаны, командира тоже на месте не было. Дверь в комнату замполита была распахнута настежь. В те годы среди политработников хорошим тоном считалось не закрывать двери своих кабинетов, чтобы, так сказать, не отгораживаться от масс. Сам замполит, правда, сидел за закрытыми дверями в маленькой комнате, в которую можно было попасть из большой, а в большой, которую обычно использовали для заседаний партбюро, сидел батальонный «комсомолец» и копался в ящике с учётными карточками.