Читать «Военнопленные (Записки капитана)» онлайн - страница 97

Владимир Иосифович Бондарец

— Вот именно, я прошу вас время от времени передавать мне содержание советских передач.

— Вы с ума сошли! — искренне возмутился Эрдман. — Это же измена, предательство! Какой я ни дрянной немец, но я честный человек. Вставайте, к черту разговоры! — схватившись за винтовку, Эрдман вскочил.

— Погодите, Эрдман, отвести меня в гестапо вы еще успеете…

— В гестапо?! Вас?! Тьфу! — он в сердцах сплюнул и снова сел на место.

— Вы говорите: измена, предательство! Кому вы измените, если сами души не чаете вернуться в Россию? Вы только приблизитесь на шаг к своей заветной мечте. Да и, наконец, кого вы предадите, сообщив истинное положение дел на Востоке? А для наших людей это поважнее, чем пайка хлеба.

Эрдман молчал, перекатывая что-то подошвой ботинка. Потом поднял на меня острый серьезный взгляд и отчеканил:

— Давайте прекратим бессмысленный разговор. И помните: от вас я ничего не слышал и вы ничего не говорили. Понятно? Пошли, пора!

До вечера мы больше не перекинулись ни словом. Эрдман все время хмурился, отворачивался, по временам вздыхал.

Несколько дней мы не разговаривали. Эрдман, видимо, избегал встреч со мной. В душе я переживал большую тревогу: «А что, если Эрдман заявит в гестапо?»

Наконец он позвал меня в каптерку и, понизив голос, сказал:

— Возьмите. Но, прошу, делайте все это осторожно. Помните, вы ставите под удар не только себя, но прежде всего меня и мою мать.

Я крепко пожал ему руку.

— Спасибо! Большое спасибо!..

На блокнотной странице очень тесно, так что трудно было читать, записана сводка Совинформ-бюро. Почерк круглый, женский. В тексте встречались «ять» и твердые знаки.

Глава IX

1

В середине марта началась дружная весна. Под осевшим ноздреватым снегом зажурчали звонкие ручьи. В лесу голосисто запели пернатые. Потянуло теплом и особым, непередаваемым запахом весны.

В пятницу мы с Эрдманом отправились в Мюнхен. На плечах у меня покачивался громоздкий узел тряпья, по икрам Эрдмана колотил приклад доисторической винтовки, закинутой за спину.

Усевшись в вагон, закурили.

— Четыре дня я ищу возможности поговорить с вами, не боясь длинных ушей. — Эрдман сосредоточенно растер ногой свалившийся пепел.

Тон слишком серьезный. Я насторожился.

— Что же такое страшное вы мне приготовили?

— Не я — Милах.

— Милах?! — На сердце легла ледяшка. — Что?

— Подкапывается под вас. Пока только подозрения, но унтер уже меня предупредил: слишком накоротке я с вами, надо подальше. Какая-то сволочь есть и среди ваших, иначе откуда бы Милаху знать все тонкости жизни пленных? А он знает.

— И о сводках?

— Да, и о сводках знает.

— Скверно, Эрдман.

— Милах — зверь опасный. У этого хилого ублюдка бульдожья хватка. Вы знаете, что такое превентивное заключение?

— Нет.

— Это очень удобная штука для Гитлера и ему подобных. Человека бросают в тюрьму по одному только подозрению в возможном преступлении, так сказать, с целью профилактики. И человек сидит годами без суда и следствия, даже не зная за что. У нас это практикуется широко.

— Скверно, — повторил я еще раз.