Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 163

Русскоговорящих в то время в Нью-Йорке было очень мало. Услышав родную речь, я приходила в такой восторг, что бросалась к незнакомым людям, как к самым близким друзьям. Как-то раз я спешила в гости «на ланч» к дальней родственнице мужа, бывшей жене его двоюродного дяди, живущей на Пятьдесят второй улице между Бродвеем и Восьмой авеню. Вдруг я услышала обрывок донесшейся до меня фразы, произнесенной по-русски, но, как мне показалось, с иностранным акцентом. Я пошла медленнее и прислушалась. Говорившие были мужчинами, оба картавили и упоминали какого-то Милоша. Я догадалась – чехи. Но тогда почему же они говорят по-русски и кто этот Милош? Уж не Форман ли? Я вся превратилась в слух и вдруг услышала:

– Хорошенькая, да?

– На заднем дворе у нее полный порядок, но интересно, каков фасад.

– Уверен, что там тоже все в порядке – «шепот, робкое дыханье»…

– «Трели соловья». Может, посвистеть, чтобы она обернулась?

Я поняла, что обсуждают меня, так как никого другого в этот момент вокруг нас не было. Острое словечко завертелось у меня на языке. Я обернулась и вдруг опешила.

Одного из них я видела полгода назад в Москве. Впервые после долгого изгнания этот знаменитый на Западе поэт приехал встретиться с друзьями, и кто-то из них устроил у себя дома его выступление, или, как мы тогда говорили, «квартирник». Я попала на него случайно, но после чтения сумела пробиться сквозь толпу к поэту и сказала:

– Через месяц я уезжаю в Америку. Что бы вы могли мне посоветовать?

Он ответил:

– Поезжайте в Нью-Йорк. Это лучший город на свете. А про Америку запомните: все, что вы когда-либо про нее слышали, самое плохое и самое хорошее, – правда.

Ох, сколько раз я с благодарностью вспоминала его слова, и вот я стою на нью-йоркской улице и во все глаза смотрю… НЕ НА НЕГО.

Его собеседник – мой любимейший поэт. Его «отксеренная» фотография стояла в Москве на моем письменном столе в годы, когда это было попросту опасно, особенно если живешь в одной коммуналке с начальником районного ОВИРа, который при первой же встрече нас с мужем строго предупредил: «Сидите и не рыпайтесь. И чтоб никаких этих ваших еврейских сборищ, пока не получу новую квартиру и не перейду на другую работу».

Но мы «рыпались». Мы активно участвовали в самиздате. Муж доставал, а я размножала и распространяла подсудные «Архипелаг ГУЛАГ», «Зияющие высоты» и двухтомник того самого поэта, который сейчас стоит передо мной и с интересом меня разглядывает. От изумления я так смутилась, что смогла вымолвить только одно слово: «Спасибо», после чего юркнула в подъезд дома мужниной родственницы, а поэты, улыбаясь, вошли под козырек соседнего ресторана.

Воспоминание об этой встрече, как о щедром подарке судьбы, я бережно храню до сих пор. И хотя позже не раз встречалась с обоими поэтами, никогда, естественно, о нашей первой встрече им не напоминала.