Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 114

На подъезде к станциям колеса визжат, как блатные девки на разборке. Вагоны дергает, в наступившей тишине, как в подкрученном радио, усиливаются кашель, храп, детский плач и голос диспетчера, объявляющий о прибытии поезда на вторую платформу. В липкую духоту врывается сквозняк, проводник хрипит: «Первомайск, кому слазить?», кто-то, схватив узлы, бежит по спящим, а столкнувшись в тамбуре с вошедшими кричит: «Куда прешь, пусти, сволочь!» По составу проходит судорога, перекрестившись, бедняга прыгает в поплывшую черную бездну, и опять вагон мотает, люди курят, ворчат, зевают, чешутся, огрызаются на новеньких, но все же теснятся и под стук колес торопятся нырнуть в глухую берлогу сна.

В Энск поезд прибывает затемно. Ольга Петровна спрыгивает на перрон, подгоняемая дождем и наступающими на пятки, спешит к вокзалу. В зале ожидания слякотно, в нос шибает смесью махорки, пота, дегтя, мокрой псины, мочи, бездомности. Сзади ворчат: «Русским духом пахнет». На скамьях, на полу, намертво вцепившись в узлы и корзины, спят колхозники, командированные, цыгане, военнослужащие, бродяги, исплаканные гражданки с больными детьми. У касс ропщут: «Как билетов нет? Куда ж они девалися? Серый волк съел?» Пустой буфетный прилавок стережет очередь. Видно – люди стоят давно, больше уже по привычке.

Из тесноты и вони Ольге Петровне не терпится вырваться на простор предрассветной площади, но, пока поверх ушанок и платков отыскивала выход в город, из расступившейся толпы на нее вынесло замыленную пару в клеенчатых передниках, прущую за ручки плещущий кипятком котел. Насилу отпрянула! Оставив за собой умопомрачительный аромат горячих сарделек, котел поплыл мимо, а вокзал повел носом, по углам закопошились, у очереди начал стремительно отрастать хвост. Проснувшимся зверем в желудке заворочался голод, и, шагнув к буфету, Ольга Петровна подумала: «Снаружи льет как из ведра, неделю в дороге на сухарях и кипятке – шутка ли? Да и в городе, где и когда еще удастся перехватить кусок?»

И вот она стоит уже почти у прилавка. Хмурая буфетчица, зевая, разливает из бачка в стаканы кофейную муть, гремит мелочью, охотится вилкой за верткими сардельками. С сумасшедшими от радости глазами от прилавка протискивается очередной счастливчик, а очередь напряженно, до звона в ушах, следит, как ходуном ходит у него на шее кадык и, дробя розовую мякоть, работают под щетиной челюсти. Голод крутит кишки, грызет желудок. Чтобы отвлечься, Ольга Петровна поднимает голову и в купольном сумраке видит поезд, отправляющийся в Коммунизм. Пыхтит увитый потемневшими цветами и лозунгами паровоз, улыбаются обезображенные трупными пятнами протечки лица, вьются облупившиеся косы, растрескивая штукатурку, победно прет из окон юная мускулатура. Очередь движется. Запрокинув голову, вслед за чьей-то котомкой Ольга Петровна шагает, но картину на потолке видит уже другую. На ней в коммунистическое рабство отправляется ее первый этап. Из тьмы ей улыбаются разбитые губы Люси Володиной – воробышек, школьница, ее обтянутый кожей скелетик сгрузят в порту Находка и с тысячами других сбросят в шурф заброшенной шахты; скорбно горят глаза Фриды Гольдштейн: в сорок четвертом Ольга Петровна вынет ее из петли через час после того, как опер объявит им о новом сроке.