Читать «Инженеры Кольца» онлайн - страница 125

Урсула Ле Гуин

— Жаль, что я не знал о существовании вашего корабля в прошлом году… А почему вас прислали в этот мир одного?

— Первый посланец всегда прибывает в одиночку. Один чужак — это диковина, двое чужаков — это вторжение.

— Жизнь первого посланца не очень высоко ценится?

— Нет, как раз наоборот. Экумен высоко ценит каждую жизнь и поэтому предпочитает подвергнуть опасности одного человека, чем двух или двадцати человек. К тому же, посылать людей на такие огромные расстояния — очень дорогое и трудоемкое дело. А кроме того, я сам попросился на эту работу.

— В преодолении опасностей — честь и слава, — сказал он, очевидно, цитируя пословицу, потому что потом добавил спокойно: — Мы будем просто нашпигованы и честью, и славой, когда доберемся до Кархида…

И, слушая его, я верил, что мы действительно дойдем до Кархида, преодолев тысячу двести километров гор, ущелий, пропастей, ледника, вулканов, замерзшей грязи и воды, и все это пустынное, безлюдное, затерянное среди метелей, в сердце зимы, в самой середине ледникового периода. А он сидел и делал заметки в записной книжонке с той же упрямой и терпеливой скрупулезностью, которую я заметил у безумного короля, вмуровывающего на лесах замковый камень арки, и повторил: «Когда мы доберемся до Кархида…»

Его «когда» отнюдь не было некоей неопределенной надеждой. Он рассчитывал добраться до Кархида в четвертый день четвертого месяца зимы, архад аннер. Отправиться же в путь мы должны были завтра, в тринадцатый день первого месяца зимы, торменбод терн. Наши запасы еды, насколько можно было рассчитать, можно было растянуть на три гетенских месяца, то есть семьдесят восемь дней. Поэтому нам было необходимо проходить по восемнадцать километров в день, ежедневно в течение семидесяти дней и дойти до Кархида в день архид аннер. Это было определенно. Нам больше ничего не оставалось, кроме как выспаться хорошенько.

Мы отправились в путь на рассвете, не на лыжах, а на снеговых ракетах. Ветра не было, шел негустой снег. Мы шли по бесса, мягкому, еще не слежавшемуся снегу, который лыжники на Земле называют пухом. Санки наши были тяжело нагружены, Эстравен определял их общий вес более ста пятидесяти килограммов. Нелегко было их тащить по этому рыхлому, пушистому снегу, хотя они были очень удобны, как хорошо спроектированная маленькая лодочка. Полозья были просто чудо, они были покрыты полимерной пленкой, уменьшающей трение почти до нуля, но это, естественно, не могло ничем помочь, когда санки зарывались в снежный пух целиком. При таком снеговом покрытии и постоянной необходимости то взбираться вверх, то съезжать вниз мы определили, что самое удобное, когда один из нас идет в упряжке и тащит сани, а второй в это же время подталкивает их сзади. Снег, мелкий и редкий, шел целый день. Мы дважды останавливались, чтобы наскоро перекусить. Вокруг нас, во всей этой холмистой пустыне, царила мертвая тишина. Мы шли, и вдруг наступил вечер. Мы остановились на ночлег в долине, очень похожей на ту, из которой мы сегодня утром отправились в путь, в белой котловине между двумя белыми холмами. Я так устал, что едва держался на ногах, и все-таки никак не мог поверить в то, что день уже прошел. Судя по показаниям счетчика расстояния, установленного на санках, мы прошли сегодня больше двадцати двух километров.