Читать «Братья Ждер» онлайн - страница 22

Михаил Садовяну

Клирошане, разноголосо откашлявшись, разом грянули любимый князем сто третий псалом, да так, что потолок и окна задрожали:

Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой! Ты дивно велик; Ты облечен славой и величием.

Глаза князя затуманились. Он слушал в глубокой задумчивости, а сотрапезники меж тем усердно трудились над яствами. Служители приносили все новые блюда, подливали вино, вытирали ручниками ладони гостей, поднятые над плечами. Гости переговаривались шепотом. На крыльце, недвижные, словно каменные изваяния, стояли на страже ратники в латах. С улицы доносился гомон людей, толпившихся на солнцепеке за стенами обители.

— Отец Иосиф, — проговорил государь, — позови ко мне благочестивого Никодима. Пусть сядет по левую руку мою. Любо мне слушать сына Ждера.

— Он был сыном Ждера, великий государь. Ныне он смиренный инок, отрекшийся от всего мирского.

— Хорошо. Люб мне этот инок. Он побывал и на святом Афоне?

— Побывал, государь. Только этой весной воротился.

— И преуспел в своем тайном учении?

— Светлый князь, — ответил вполголоса настоятель, — Никодим преуспел в новом учении об откровении святого Иоанна Богослова. Именно тебе, государь, надлежит услышать, что говорит благочестивый монах.

— Значит, он может толковать откровения Апокалипсиса? Добро. Оттого и велю — позови сюда инока.

Услышан повеление, иеромонах Никодим подошел к князю и смиренно опустился на скамеечку слева от него.

— Благочестивый Никодим, — заговорил Штефан, отодвигая от себя серебряные блюда, — нынче думы мои о том, о чем мы с тобой уже толковали однажды. Борения духа исполнены печали. Если честные бояре и благочестивые монахи соизволят замолчать, я хотел бы услышать голос, что раздался в откровении Богослова в главе девятнадцатой.

Настала тишина за невеселой княжеской трапезой. Впрочем, такими нередко бывали трапезы и утехи князя. Лицо отца Никодима, словно преображенное воспоминанием, вытянулось, побледнело. Маленький Ждер взглянул на брата и устрашился. Губы монаха беззвучно шевелились. За тем — сперва хрипло и отрывисто, потом все ровнее — полилось горестное предсказание:

— «После сего я услышал, — произносил он, полузакрыв глаза, строки Апокалипсиса, — после сего я услышал на небе громкий голос как бы многочисленного народа, который говорил: «Аллилуйя!» Спасенье и слава, и честь, и сила господу нашему.

И увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, который праведно судит и воинствует.

Очи у него как пламень огненный, и на голове его много диадим. Он имел имя написанное, которого никто не знал, кроме Него Самого.

Он был облачен в одежду, обагренную кровью. И воинства небесные следовали за ним.

Из уст же его исходит острый меч, чтобы им поражать народы».

— Светлый государь, — проговорил монах сдавленным голосом, — этот воин на белом коне — новое слово закона Христова. Приспело время, когда воин должен призвать венценосцев ополчиться на зверя, угрожающего народам. Зверь этот — Мехмет-султан. У него семь голов, сиречь все смертные грехи. И десять рогов, сиречь угроза десяти заповедям. И писано, что воин на белом коне встретит его и поразит и прольет мерзостную кровь его.