Читать «Свет времени (сборник)» онлайн - страница 2

Виктор Трифонович Слипенчук

«Человека пытали в застенках советских…»

Человека пытали

В застенках советских —

Заставляли признаться в измене.

А на улицах май встрепенулся на ветках

Узким листиком сонных растений.

Человеку казалось,

Что всё это бред —

Люди в форме, звёзды, винтовки,

Но зачем-то лежал на столе партбилет,

Славный отблеск далёкой маёвки.

Человек улыбнулся,

В ресницах глаз

Шевельнулась слеза, оживая, —

В первый раз он не мог,

В первый раз,

В первый раз!

Он не встретил Первое мая.

Человека толкнули прикладом в плечо,

Мотыльки засверкали, как ливень —

У нас могут,

Могут ещё,

По-кулацки врагов ненавидеть.

Только он, Человек,

Вышел сам на бугор,

И теперь не боялся упасть,

И Советская власть стреляла в упор

В Человека,

В Советскую власть!

В этом месте

Пионы сейчас зацвели,

Их приходят школьники рвать,

И не знают они,

Да и знать не могли,

Как далась нам

Советская власть.

«Разойдутся друзья по домам…»

Разойдутся друзья по домам,

Разбредутся домой в полусне.

Расползётся дым по углам,

Словно комнатный плющ по стене.

Я нажму выключатель и – щёлк!

Я включу темноту. И впотьмах

Я услышу шуршащий, как шёлк,

И скрипящий, как пепел, страх.

Всюду страх: на полу, под столом…

Всюду страх, только страх, страх!

И не думая о былом,

Я увижу его – в двух шагах.

И тогда выключатель опять

Я нажму, чтобы выключить то —

Что меня заставляет не спать

И о чём – не узнает никто.

Комсомолу

Под будённовками чубы вспенены —

На портретах иная эпоха.

Комсомольцы, знавшие Ленина,

Нам сегодня без вас плохо.

Комсомол наш сейчас не у дел,

Нынче жирным стал комсомол,

Он от ваших геройских дел

Лишь оставил с графинчиком стол.

Стол, как прежде, накрыт кумачом,

Хотя здесь он совсем ни при чём.

Постарел комсомол, постарел —

Напрокат всем кумач, как камзол,

А ведь раньше шли в комсомол —

Равносильно, что шли на расстрел.

Комсомольцы, покиньте портреты,

Нас в Магнитку введите, как в Храм.

Нужно цену поднять комбилету —

Помогите,

отцы,

нам.

Но портреты живой революции

По райкомам висят

для проката,

И под ними строчат резолюции

Начинающие бюрократы.

Баба-яга

Во деревне – ах, что такое?!

Над сугробами – в дым снега,

Там, где шоркнет своей метлою

Развесёлая баба-яга.

Как несётся, как завывает —

Аж пронизывает насквозь!

Зазывает, с дорог сбивает —

Баба-эх! – Оторви да брось!

Отчего она так веселится?

Не боится – о, вражий дух!

А кого ей бояться? – Милиции —

Из детей, стариков и старух?!

Молодёжь-то в деревне не сыщешь,

С электричеством не найдёшь.

Молодёжью деревни – нищи,

Нынче в городе молодёжь.

Вот и носится, и завывает:

Новоселье – веселья ночка!

Дом ещё один забивают

И причём не на курьих ножках.

Что ж ты, молодость, уступаешь?

Удираешь?

Бежишь? —

Беги!

Но зачем в комсомол вступаешь,

Ты ж боишься бабы-яги?

«Я для тебя взлелеял этот сад…»

Я для тебя взлелеял этот сад.

Весною в нём возможен листопад,

А осенью весеннее цветенье, —

В нём царствует моё воображенье.

Как это просто – увидать в ночи

Полярного сияния лучи.

И ощущать, как сонная вода

Струится с крыш, и тикают года.

И, выбрав улочку,

Идти по ней легко,

И видеть близко то, что далеко.

И встретиться с тобою на пути,

И, повинившись, прошептать – прости!

И вдруг понять:

Тебя уж не обнять,

И не ввести в волшебный дивный сад,

Где живо всё, как много лет назад,

Где все эти цветы воображенья —

Не стоят твоего прикосновенья.