Читать «Время зверинца» онлайн - страница 187
Говард Джейкобсон
Это, в конце концов, оскорбительно.
— Ты упускаешь из виду один момент.
— Вот как? И что это за невидимый мною момент?
— Рабби Орловски сказал мне, что все лучшие писатели Америки — евреи. И еще он сказал, что никогда не слышал о тебе. А вот если бы ты писал книги о евреях, он бы наверняка о тебе слышал.
— Так ведь то в Америке.
— Он не слышал о тебе и здесь.
— Мило с твоей стороны сообщить мне об этом, Иафет.
— Я помню твое интервью в «Уилмслоу репортер». Ты сказал, что любишь писать о всяких дикостях.
— Ты мне это уже говорил однажды — когда сообщил о своей опухоли.
— А теперь говорю еще раз. Ты любишь писать о дикостях?
А где ты найдешь людей более диких, как не среди евреев?
Я посмотрел на него изучающе. Много ли дикости в этих ребяческих локонах и пейсах? «В ком найти больше дикости, чем в евреях?» Правильнее было бы спросить, в ком этой дикости еще меньше, чем в них. Впрочем, я вполне мог ошибаться — ведь ошибался же я во многих других случаях. Поначалу я решил, что Джеффри втиснул себя в благообразного Иафета, дабы таким образом справиться с диким сумбуром в своей голове. Но что, если все было наоборот: этим шагом он не только не преодолел нечестивое беспокойство, но и поднял его на новый уровень? Нет, он не лицемерил и не притворялся, в этом я его не обвинял; он просто продолжал идти вразнос, только будучи уже религиозным человеком. Разве у нас мало примеров того, как религиозные люди пренебрежительно отзываются о вере, а то и поливают бранью самого Господа? В этом они разительно отличаются от совестливых гуманистов, ограниченных узкими рамками рационального мышления. «Нет», — заявляет такой гуманист и дальше неколебимо стоит на своем. А с другой стороны, мы видим Джеффри-Иафета, который растягивает в улыбке свой влажный рот, возможно насмехаясь не только надо мной, но и над самим собой. Вера содержит в себе и самопародию, а безверие — нет. Как правило, безверие кладет конец всякой неопределенности и двусмысленности. В то время как вера — особенно еврейская вера, насколько я мог о ней судить по романам диких американских евреев, — затевала такие игры сама с собой, какие безверию и не снились. Даже самые благочестивые еврейские праведники в глубине души были хитрецами и манипуляторами.
Подобные мысли до той поры не приходили мне в голову.
Так что спасибо тебе, Иафет.
Означало ли это, что он был прав и я упустил из виду некий важный момент?
Вполне возможно, учитывая, сколько всего я упустил.
— И как твоя новая вера согласуется со всем злом, которое ты причинил мне? — спросил я.
— Не новая, а заново обретенная. Она всегда была тут, всегда тут. Как и у тебя. — Он дотронулся до моей груди и только затем изобразил удивление по поводу самого вопроса. — Зло?
Какое зло я тебе причинил?
— Как насчет моей жены? И ее матери?
— Ох, только не начинай это снова. Я же сознался, что просто хотел тебя подразнить.
— И каким образом
Я не дал сбить себя с мысли:
— И каким образом это согласуется с издевательством над родным братом?