Читать «Время зверинца» онлайн

ЧАСТЬ I

МАРТЫШКА

1. ОН-ШТРИХ-ОНА

Полиция взяла меня близ места преступления с поличным: книгой, похищенной из оксфэмовского магазина в Чиппинг-Нортоне, милом таком городке среди Котсуолдских холмов, куда я прибыл накануне для встречи с читателями. Последние, числом около дюжины, оказались настроенными агрессивно, и я запоздало понял, что единственной целью этого сборища было смешать писателя с грязью.

— Почему вы так ненавидите женщин? — непременно желала знать одна из читательниц.

— Вы не могли бы привести пример этой ненависти из моих текстов? — вежливо поинтересовался я.

Конечно же она могла. У нее под рукой были сотни моих фраз, отмеченных маленькими, колючими, фосфоресцирующими стрелками, обвинительно вонзающимися в местоимение «он».

— Что значит это «он-штрих-она»? — вопросила читательница, ногтем рисуя в воздухе перед моим лицом знак «/» и дополняя его точкой, опасно нацеленной мне в глаз.

— Это означает нейтральность, — сказал я, пятясь. — Без предпочтений тому или другому полу.

— Слово «они» тоже без предпочтений. — Да, но уже в объединяющем смысле.

— Вы, значит, против единения людей?

— А дети! — вскричала другая читательница. — Откуда у вас такое отвращение к детям?

Я объяснил, что вообще ничего не пишу о детях.

— В том-то и дело! — торжествующе констатировала она.

— В вашей книге мне попалась лишь одна героиня, с которой я могла бы себя отождествить, — заявила третья. — Та, которая умерла.

На самом деле она не сказала «книга». И вообще, никто здесь не произносил это слово таким образом, чтобы его можно было срифмовать, скажем, с «фигой», «интригой» или хотя бы «ханыгой» (то есть оглушая и размазывая звуки, как говорили в полудиком Ланкашире, всего в нескольких милях от мирных и сонных чеширских болот, где я вырос). Здесь они перевирали это слово таким образом, что получалось некое подобие «гниды»: «В вашей гниде мне попалась лишь одна героиня…» Возникало впечатление, что им просто не под силу совладать с некоторыми звуками, которые вставлялись в слово самопроизвольно.

— Я рад, что вас так глубоко тронула ее смерть, — сказал я.

Она вся тряслась от той особенной ярости, какую можно встретить только у завзятых книгочеев. Может, все дело в том, что чтение уже отмерло как вид цивилизованной деятельности и потому немногие оставшиеся читатели поневоле впадают в ярость, нарастающую с каждой новой перевернутой страницей? Может быть, это предсмертный пароксизм читательства?

— Тронула?! — взвилась она, и я почувствовал, что запросто могу схлопотать по черепу моей же гнидой. — Кто сказал, что она меня тронула? Просто я позавидовала этой героине. Я отождествляла себя с ней, потому что мне самой хотелось поскорее отбросить концы с той самой минуты, как я прочла первую вашу фразу!

— Копыта, — машинально поправил я, надевая пиджак. — Отбрасывают копыта, а концы, как правило, отдают.