Читать «Время зверинца» онлайн - страница 148

— Сжечь детей?

— А что? Мы ведь не знаем, как далеко вы готовы зайти.

(Знакомая песня: «Откуда у вас такое отвращение к детям, мистер Эйблман?»)

Председатель был владельцем детского книжного магазина, в торговом зале которого и проходило собрание. От сорока до пятидесяти взрослых почитателей детской литературы расселись на складных металлических стульях — ладно хоть не на детских стульчиках, — а три участника дискуссии, включая меня, разместились вокруг низкого журнального столика. На стенах висели увеличенные фотопортреты знаменитых детских писателей прошлого, перемежаемые репродукциями обложки последнего по времени творения нашего председателя: обильно иллюстрированной книжки о псе по кличке Апорт. «Апорт, апорт» — так она называлась.

Отвечая на язвительные вопросы, я был по возможности хладнокровен, ограничиваясь общими фразами о недопустимости любых запретов и сожжений — даже приплел сюда нацистов, — тогда как внутри меня росло и крепло желание запрещать и жечь все подряд, включая этот магазин вместе с почтенной публикой.

— Разумеется, я против цензуры во всех ее видах и проявлениях, — говорил я, четко артикулируя каждое слово на тот случай, если у детских сочинителей не все хорошо с пониманием авторов, пишущих для взрослых. — Но мы вполне можем ввести наших детей в мир книг, не сюсюкая с ними и не третируя их свысока. Джон Стюарт Милль уже в трехлетнем возрасте читал труды античных авторов на латыни и греческом. Боюсь, он бы не преуспел так в древних языках, если бы его отец подсовывал ему «Чупа-Чупса с мыловаренной фабрики» или что там еще читают нынешние дети.

Я не рискну утверждать, что после этих речей в полку моих друзей и поклонников заметно прибыло. Даже пес Апорт, со всех стен преданно смотрящий на хозяина в ожидании команды-тезки, как будто начал недобро коситься в мою сторону и слегка обнажил клыки.

Один из моих оппонентов за столиком сделал движение, словно собрался уходить, подняв лежавший у него в ногах рюкзак — этакий славный велосипедный рюкзачок с подвешенным к нему брелком в виде Винни-Пуха, — но тут же выяснилось, что он всего лишь искал носовой платок.

— Если это является типичным образчиком вашего юмора, то я нисколько не удивлен отсутствием у вас юных читателей, — сказал он, основательно высморкавшись.

Судя по его напряженной интонации, я допускал два варианта дальнейших действий: он мог потянуться через стол и врезать мне по носу, а мог расплакаться. Лично меня больше устроили бы слезы. В наше время плакали все и по любым поводам. Мир заливался слезами, а бесплодная литературная пустыня увлажнялась ими обильнее, чем иные тучные нивы. Потоки слез смывали тонкий плодородный слой — чего уж тут удивляться бесплодности…

Он еще пару раз трубно высморкался. Хестон — так его звали. Хестон Даффи.

— Откуда вам известно, что мои книги не читают дети? — спросил я.

Прежде я никогда к этому не стремился, но теперь мысль о том, что мои книги не читают дети, почему-то ужасно меня огорчила.