Читать «Время зверинца» онлайн - страница 140

Беспардонное вранье обернулось последним прибежищем сочинителей после того, как художественный вымысел вышел из моды, а ключевым элементом творчества был объявлен факт, так что слова «Основанный на реальных событиях» стали чуть ли не обязательным штампом для обложек романов, претендующих на коммерческий успех. Помимо этого, автор мог привлечь к себе хоть какое-то внимание лишь беспардонным враньем.

Так почему бы не отклониться от повествовательной достоверности, учитывая, что в истории литературы нет ни одного хорошего повествования, которое можно назвать полностью достоверным?

Я еще сам не до конца понимал, чего хочу, но уже загорелся энтузиазмом по поводу открывающихся перспектив. И я ревновал к Джеффри, что бы он там ни затеял. Ревновал к его умиранию. Ревновал к его вранью. Ревновал к его правдивости, буде такая вскроется. Ревновал к его разврату с моими женой-штрих-тещей.

И это было хорошо. Ревность является продуктивным чувством для некоторых мужчин. Особенно если эти мужчины — писатели.

Моя ревность была неотделима от моих творческих прорывов. Стоило мне только вообразить Джеффри в постели с одной из двух любимых мною женщин, как я одним махом сочинял главу. То ли еще будет, когда я представлю его занимающимся сексом с обеими одновременно!

В моем умирающем литературном мире Джеффри стал символом завтрашнего дня. Благодаря ему я получил шанс написать самый непристойный роман этого общепризнанно скучного, пресного века.

И как только я нашел в нем своего героя, осточертевшие запоры как рукой сняло.

30. УБИВАЯ ВРЕМЯ

Спустя примерно месяц…

— Что ж, надолго это не затянулось, — сказал Фрэнсис.

— Идея оказалась недостаточно хороша.

— Я не об идее. Я о твоей теще.

— Ну, с ней еще все впереди.

— Жаль, а то я надеялся…

— На что ты надеялся, Фрэнсис?

Но его не хватило даже на похабную шутку. Мы оба были не в лучшей форме.

Он взглянул на часы. Раньше он имел обыкновение делать это через каждые полчаса. Теперь он смотрел на часы через каждые пять минут.

Мы обедали в новом клубе, недавно открывшемся в Сохо. Клубы ныне следовали той же тенденции, что и литературные журналы, — чем хуже шли дела, тем больше их становилось.

Удостоверившись, который час, он обвел взглядом комнату. Мы все поступали так же время от времени, выясняя, кто еще здесь присутствует. Пусть мы и не ожидали встретить кого-то конкретно, любой посторонний человек казался предпочтительнее того, с кем ты в данный момент общался. Мы убивали время. Настоящее нас не устраивало. Оставалось надеяться, что завтра будет получше. И хотя завтра все повторялось, мы продолжали надеяться. Жизнь била ключом где-то в ином месте, в ином времени, с иными людьми. На худой конец, ты мог найти ее отзвуки в своем мобильнике.

То же самое было с едой. Где бы и что бы мы ни ели, разговор при этом вертелся вокруг блюд, съеденных нами в другое время и в других местах. Никто на этой планете не находился именно там, где ему хотелось бы находиться, не обсуждал то, что хотел бы обсудить, и не ел то, что хочется. Мы все постоянно ошибались с выбором.