Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 189

Эдвард Гиббон

Я оставляю в руках турок все другие осколки греческих владений в Европе и в Азии, но историю упадка и разрушения Римской империи на Востоке я должен закончить окончательным пресечением двух последних, царствовавших в Константинополе, династий. Два брата, носившие имя Па-леологов и владевшие Мореей с титулом деспотов, Димитрий и Фома, были поражены известием о смерти императора Константина и о падении монархии. Сознавая свою неспособность обороняться, они приготовились вместе с преданными им знатными греками к отъезду в Италию, где могли безопасно укрыться от меча оттоманов. Их опасения были рассеяны победоносным султаном, который удовольствовался данью в двенадцать тысяч дукатов, а между тем как он занимался опустошением континента и островов в поисках за добычей, он в течение семи лет оставлял Морею в покое. Но этот промежуток времени был периодом скорби, раздоров и несчастий. Три сотни итальянских стрелков не были в состоянии оборонять гекзамилион — этот оплот коринфского перешейка, так часто подвергавшийся разрушению и воздвигавшийся вновь; турки завладели этими воротами Коринфа и возвратились из своей летней экспедиции с многочисленными пленниками и с богатой добычей, а жалобы обиженных греков выслушивались с равнодушием и с пренебрежением. Албанцы, принадлежавшие к кочевому племени пастухов и разбойников, разбрелись по полуострову, совершая грабежи и убийства; оба деспота прибегли к опасной и унизительной помощи жившего в соседстве с ними паши. А после того, как этот паша подавил восстание, он преподал им наставление, как они должны впредь себя вести. Ни узы кровного родства, ни клятвы, которые они неоднократно давали друг другу перед преобщением святых тайн и перед алтарем, ни крайний тяжелый гнет необходимости, не могли примирить их или хоть на время прекратить их домашние ссоры. Каждый из них опустошал огнем и мечем наследственные владения своего брата. Денежные пособия и подкрепления, присылавшиеся с запада, тратились на междуусобицы, а их силы употреблялись только на то, чтобы совершать варварские и самовольные экзекуции. Бедственное положение и мстительность побудили самого слабого из двух соперников обратиться к покровительству их верховного повелителя. А когда все было готово для отмщения, Мехмед объявил себя сторонником Димитрия и вступил в Морею с непреодолимыми военными силами. Завладев Спартой султан сказал своему союзнику: "Вы слишком слабы и не можете держать в повиновении эту беспокойную провинцию. Я возьму в жены вашу дочь, а вы проведете остаток ваших дней в спокойствии и в почете." Димитрий со вздохом подчинился, отдал свою дочь и свои укрепленные замки, отправился в Андрианополь вслед за своим повелителем и зятем, и получил для прокормления себя и своих приверженцев город во Фракии и соседние острова: Импрус, Лемнос и Самофрак. В следующем году к нему присоединился такой-же как и он несчастливиц, последний представитель рода Комнинов. Давид, основавший после взятия Константинополя латинами новую империю на берегах Черного моря. В то время, как Мехмет завоевывал Анатолию, он окружил с моря и с сухого пути столицу Давида, который имел смелость называть себя Трапезундским императором, а все переговоры ограничились кратким и ясным вопросом: "Желаете ли вы сохранить вашу жизнь и ваши сокровища путем добровольной уступки ваших владений, или же вы предпочитаете лишиться и ваших владений, и ваших сокровищ, и вашей жизни?" Слабый Комнин подчинился внушениям страха и последовал примеру того мусульманина, который владел в соседстве с ним Синопой, и который по предъявлению точно такого же требования, сдал султану укрепленный город с четрьмястами пушками и с десяти или двенадцати тысячным гарнизоном. Условия на которых была заключена капитуляция Трапезунда, были в точности исполнены, и император был перевезен вместе со своим семейством в один из находившихся в Романии замков; но его заподозрили, по какому-то крайне незначительному поводу, в тайных сношениях с персидским царем, и Давид был принесен в жертву недоверчивости или корыстолюбию победителя вместе со всеми членами дома Комнинов. Даже название Мехмедова тестя не могло долго предохранять несчастного Димитрия от ссылки и от конфискации его имущества; его унизительная покорность возбуждала в султане и сострадание, и презрение; его приверженцы были переселены в Константинополь, а чтобы облегчить его стесненное положение, ему уплачивали пенсию в пятьдесят тысяч асперов до той минуты, когда монашеское одеяние и наступившая в преклонных летах смерть избавили Палеолога от земного властителя.