Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 188

Константинополь остался пустым и разоренным, без монарха и без жителей. Но у него нельзя было отнять его бесподобного географического положения, которое наметило там столицу обширной империи, а выгоды этого положения всегда будут одерживать верх над переворотами, совершаемыми временем и фортуной. Прежние столицы оттоманов Бурса и Адрианополь низошли до одного уровня с провинциальными городами, и Мехмед Второй избрал резиденцией и для самого себя, и для своих преемников те самые высоты, которые были избраны Константином. Укрепления Галаты могли служить убежищем для латинов и потому были из предосторожности разрушены; но причиненный турецкими пушками вред был скоро заглажен, и еще до наступления августа было заготовлено огромное количество жженой извести для исправления городских стен. Так как вся завоеванная территория вместе со зданиями как общественными, так и частными, как священными, так и мирскими, поступила в собственность завоевателя, то Мехмед прежде всего отвел на оконечности треугольника пространство в восемь стадий для своего сераля или дворца. Там, в недрах роскоши, этот grand signor (этот пышный титул был придуман итальянцами), по-видимому, владычествует над Европой и над Азией; однако, живя на берегах Босфора, он не всегда обеспечен от нападений неприятельского флота. В пользу превращенного в мечеть Софийского собора были назначены большие постоянные доходы; он украсился высокими минаретами, и его окружили рощами и фонтанами, для того чтобы мусульманам было удобнее исполнять благочестивые обряды и совершать омовения. Того же моделя придерживались при постройке ями, или царских мечетей, а первая из таких мечетей была построена самим Мехмедом на развалинах церкви Святых Апостолов и гробниц греческих императоров. На третий день после взятия Константинополя была найдена, при помощи видения, могила того Абу-Айюба, или Иова, который был убит во время первой осады города арабами, и перед гробницей этого мученика султаны стали опоясывать себя мечом перед вступлением на престол. До Константинополя уже нет дела тому, кто пишет историю Римской империи, и я не буду перечислять тех общественных и религиозных зданий, которые были или осквернены, или вновь воздвигнуты его турецкими владетелями; город очень скоро снова наполнился жителями, и до истечения сентября пять тысяч семейств из Анатолии и Романии исполнили требование султана, который приказал им под страхом смертной казни переселиться в их новые жилища в столицу. Трон Мехмеда охраняли многочисленность и преданность его мусульманских подданных, но султан из благоразумных политических расчетов старался привлечь в столицу оставшихся на свободе греков, и они стали толпами возвращаться в Константинополь, лишь только убедились, что им нечего бояться ни за их жизнь, ни за их свободу, ни за исповедывание их религии. При избрании Патриарха и при его возведении на патриаршеский престол возобновился церемониал византийского двора. С удовольствием, смешанным с отвращением, греки взирали, как восседавший на своем троне султан вручил Геннадию символ его духовного звания — патриаршеский посох, как он провожал Патриарха до ворот сераля, как он подарил ему покрытого богатой попоной коня и как он приказал визирям и пашам проводить Геннадия до назначенного для его резиденции дворца. Константинопольские церкви были разделены между приверженцами двух религий; границы, в которых должны были держаться оба культа, были ясно определены, и пока эти постановления не были нарушены внуком Мехмеда, Селимом, грекив течение более шестидесяти лет пользовались выгодами этого справедливого раздела. Защитники христианства, находившие для себя поощрение со стороны тех членов дивана, которые пытались сдерживать религиозный фанатизм султана, имели смелость утверждать, что этот раздел был делом не великодушия, а справедливости, не уступкой, а исполнением договора, и что только одна половина города была взята приступом, а другая половина сдалась, положившись на ненарушимость условий капитуляции. Они утверждали, что подлинный акт соглашения был уничтожен огнем, но что его утрату восполнило свидетельство трех престарелых янычаров, помнивших о заключении этой сделки, а продажные клятвенные уверения этих янычаров имеют в глазах Кантемира более веское значение, чем положительное и единогласное свидетельство современных историков.