Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 191

После утраты Константинополя все стали сознавать и преувеличивать его важное значение; царствование Николая Пятого, вообще спокойное и благополучное, было запятнано падением восточной империи, а скорбь и ужас латинов действительно или только с виду воскресили энтузиазм Крестовых походов. В одной из самых отдаленных западных стран, в городе Лилле во Фландрии Бургундский герцог Филипп угощал своих дворян и искусно устроил обстановку пиршества так, чтобы она повлияла на воображение и на чувства гостей. Во время пира в залу вошел гигантского роста араб, ведя за узду искусственного слона, у которого стояла на спине башня; из этой башни вышла в траурной одежде женщина, изображавшая религию; она стала оплакивать угнетенное положение этой религии и укорять ее последователей в беспечности; главный герольд золотого руна выступил вперед, неся в руке живого фазана, которого поднес, согласно с рыцарскими обрядами, герцогу. На этот странный вызов мудрый и престарелый Филипп отвечал обещанием, что и он сам, и его военные силы примут участие в священной войне с турками; его примеру последовали присутствовавшие на пиру бароны и рыцари; они поклялись Богом, Святой Девой, дамами и фазаном, а данные ими особые обеты были не менее сумасбродны, чем их общая клятва. Но исполнение этих обещаний было поставлено в зависимость от некоторых будущих и посторонних случайностей, а герцог Бургундский в течение двенадцати лет, то есть до последних минут своей жизни, делал вид или, быть может, непритворно воображал, что он находится накануне своего выступления в поход. Если бы все сердца воспламенились одинаковым рвением, если бы христиане были так же единодушны, как они были храбры, и если бы все страны от Швеции до Неаполя приняли соразмерное с их силами участие в доставке кавалерии и пехоты, людей и денег, то европейцы действительно могли бы освободить Константинополь и прогнать турок за Геллеспонт и за Евфрат. Но секретарь императора, государственный муж и оратор Эней Сильвий, сочинявший все послания и присутствовавший на всех совещаниях, доказывает нам по своим личным наблюдениям, что тогдашнее положение христианства и общее настроение умов были крайне неблагоприятны для такого предприятия. "Это — тело без головы, — говорит он, — это — республика, в которой нет ни законов, ни должностных лиц. Папа и император гордятся своим высоким положением, но они ничто иное, как блестящие призраки; они не способны повелевать и не хотят повиноваться; каждое государство имеет особого монарха, а у каждого из этих монархов особые интересы. Чье красноречие было бы в состоянии соединить под одним знаменем столько несходных и враждующих один с другим народов? А если бы и удалось собрать их войска, кто имел бы смелость взять на себя звание главнокомандующего? Какие порядки и какую дисциплину стал бы вводить этот главнокомандующий? Кто взялся бы снабжать такое громадное число людей съестными припасами? Кто был бы в состоянии понимать различные языки этих воинов или направлять к одной цели их своеобразные и противоположные влечения? Какой смертный был бы в состоянии примирить англичанина с французом, генуэзца с арагонцем, германца с уроженцем венгерским или богемским? Если бы участники священной войны были немногочисленны, они не могли бы устоять против неверных, а если бы они были многочисленны, они сделались бы жертвами этой многочисленности и внутренней неурядицы." Однако сам Эней, вступив на папский престол под именем Пия Второго, посвятил свою жизнь приготовлениям к войне с турками. На соборе в Мантуе он раздул несколько искр притворного или слабого энтузиазма, но когда первосвященник прибыл в Анкону, для того чтобы отплыть оттуда вместе с войсками, данные ему обещания улетучились в отговорках; отъезд, для которого сначала был назначен определенный день, был отложен на неопределенное время, а находившаяся налицо папская армия состояла только из нескольких германских пилигримов, которых папа был вынужден распустить, снабдив их индульгенциями и подаяниями. И его преемники, и другие итальянские владетельные князья не заботились о будущем: все их внимание было сосредоточено на том, что могло способствовать удовлетворению их личного честолюбия, и величина каждого предмета определялась в их глазах дальностью или близостью расстояния, в котором этот предмет находился от них самих. Более широкий взгляд на их интересы внушил бы им убеждение в необходимости вести оборонительную морскую войну с их общим врагом, а поддержка со стороны Скандербега и его храбрых албанцев могла бы предотвратить нашествие, которому подверглось королевство Неапольское. Осада и разграбление города Отранто турками вызвали общее смятение, и папа Сикст готовился бежать за Альпы, кода эту грозу мгновенно рассеяла смерть Мехмеда Второго, окончившего свою жизнь на пятьдесят первом году от роду. Его честолюбие стремилось к завоеванию Италии; он уже завладел там укрепленным городом и просторной гаванью, и он, быть может, украсил бы свое царствование трофеями и нового Рима, и старого.