Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 186

Беспорядок и грабеж начались в Константинополе с первого часадостопамятного 29 мая и продолжались до восьмого часа того же дня, когда сам султан торжественно въехал в ворота св. Романа. Его сопровождали визири, паши и гвардейцы, каждый из которых (по словам одного византийского историка) был силен, как Геркулес, ловок, как Аполлон, а во время битвы равнялся десяти воинам из обыкновенных смертных. Завоеватель с удовольствием и с удивлением смотрел на странную, хотя и великолепную внешнюю форму куполов и дворцов, так резко отличавшуюся от стиля восточной архитектуры. В ипподроме, или атмейдане, его взоры остановила на себя витая колонна, изображавшая трех змей, и в доказательство своей физической силы он своей железной палицей или боевой секирой разбил нижнюю челюсть одного из этих чудовищ, которые были в глазах турок городскими идолами или талисманами. У главного входа в Софийский собор он сошел с коня и вошел в церковь, и он так дорожил целостью этого памятника своей славы, что, увидев одного ревностного мусульманина, разламывавшего мраморный пол, ударил его своим палашом, сказав, что солдатам предоставлены добыча и пленники, а общественные здания и частные дома принадлежат монарху. По его приказанию митрополия восточной церкви была превращена в мечеть; из нее уже были вынесены все дорогие орудия суеверия; кресты были сняты, а стены, которые были прежде покрыты иконами и мозаикой, были вымыты, вычищены и оставлены совершенно обнаженными. В тот же день или в следующую пятницу муэззин, или глашатай, взошел на самую высокую башенку и произнес эзан, или публичное приглашение, от имени Бога и его пророка; имам произнес проповедь, а Мехмед Второй совершил намаз, или благодарственное молебствие, у большого алтаря, на котором еще так недавно совершались христианские таинства в присутствии последнего цезаря. Из Софийского собора султан отправился в величественный, но опустелый дворец, в котором жили сто преемников великого Константина, но который в течение нескольких часов лишился всей пышной обстановки императорского величия. Он невольно задумался над непрочностью человеческого величия и повторил изящное двустишие одного персидского поэта: "Паук сплел в императорском дворце свою паутину, а сова прокричала свой сторожевой пароль на башнях Афрасиаба".