Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 72

...

«Благословен день моего ареста как начало очищения и подготовки к новой жизни, благословляю свои одиннадцать лет тюрем и лагерей – как начало моего возрождения, без этих испытаний я бы прожил свою жизнь с душевной мутью, в тумане, с неясными мыслями и ошибочными заповедями!»

Путь к сущему в жизни у самой Агнессы был более прям, короток и, главное, естественен. Она инстинктивно знала, что вокруг идет тотальная бандитская разборка. Она способна сокрушаться по судьбам умирающих от голода карагандинцев или истреблению в Киеве неповинной, как она почувствовала с самого начала, украинской интеллигенции, но террор в своей среде она воспринимает почти как некую данность, как неизбежное условие существования этих людей. Для того чтобы понять происходящее в Кремле, ей не нужны долгие размышления и бессонные ночи. Разумеется, ни Агнесса, ни даже муж ее не знали до конца очень много. Но этого знания Агнессе и не нужно было, никаких иллюзий по поводу тогдашних вождей у нее не было и быть не могло изначально – она их видела:

...

«Ежов, который занесся так высоко, воображал, наверно, что вершит судьбы всех и вся… нам казалось, что Ежов поднялся даже выше Сталина… Сталин вызвал Берию с Кавказа и сделал его заместителем Ежова. И стало происходить что-то странное. Ежов сидит у себя в кабинете, а все сотрудники, вот уж, действительно, крысы с тонущего корабля, его избегают, как зачумленного… Затем его назначили наркомом речного транспорта. Он, ничтожество, не мог понять, куда, как растерялась его власть, не мог примириться, сходил с ума, психовал… Потом его и оттуда сняли. Впоследствии он был расстрелян, но не сразу».

Лагерь для Агнессы был ударом извне, как наводнение, пожар, стихийное бедствие, ужасное, но которое надо просто пережить, перетерпеть. Вопрос о необходимости что-то изменить в себе перед ней не стоял. И она переживает, сообразно своей природе жизнелюба. Возможно, природа силы Агнессы была в том, что она никогда не боялась жить; то есть она не откладывала самую жизнь для борьбы за нормальную жизнь, не ждала, затаившись, когда же наконец пройдет очередная полоса нежитья, чтобы уж потом-то и зажить в полную силу; она позволяла себе жить здесь и сейчас – с этим мужем (палачом и жертвой одновременно), среди этих людей, в этой квартире, на этих цепенящих холодком кремлевских приемах, на этих курортах, и даже в лагере – жить и счастливо любить друга по несчастью. Она всегда жила как бы с некой подсознательной верой в то, что сама по себе живая жизнь имеет высшее право на себя и, более того, имеет способность защитить человека от любой нечисти. Вот эта инстинктивно выбранная ею модель поведения, может быть, лучшая и достойнейшая, на которую способен человек.