Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 132

Сергей Павлович Костырко

Где он, писатель Фадеев?

Не знаю.

Фукс приводит жуткое письмо тупого чинуши, объясняющего, почему не нужно ставить в театре «Разгром»: очень уж, знаете, сомнительной будет выглядеть идеологическая упаковка этого сочинения в переживаемый страной исторический момент. Под письмом подпись: Фадеев. Вот позднейшая оценка «мастером» единственной своей художественной удачи.

Тонкий, ранимый, искренно любящий русскую литературу несостоявшийся художник?

Да, Фадеев знал наизусть и, видимо, любил множество замечательных русских поэтов. Толстого, надо полагать, знал почти наизусть. И при этом уговаривал себя всю жизнь, что белое – это черное, а черное – белое. Каленым железом выжигал все, что хоть как-то напоминало поэзию и литературу.

Попал в «обдирочный барабан» революции? Был ослеплен светом идеи, пишет Фукс. И идея, персонифицированная перед ним в фигуре Сталина, перемолола Фадеева?

То есть, как говорили раньше, «среда заела».

А что такое среда? То есть – внешняя обстановка, социум, в котором жил и от которого внутренне зависел Фадеев? Кто среду эту формировал? Да сам он и формировал. Он. Генеральный секретарь.

Драматизм ситуации с Фадеевым по Фуксу: субъективно честный порядочный человек объективно становится чудовищем. Вопрос, несет ли он за это ответственность?

Принято считать, что нет, не несет. Это, знаете, коварство истории! Диктат социума.

Нет, бывают, конечно, честные, искренне хотящие как лучше, но очень глупые при этом люди. Это я понимаю. Но про Фадеева все хором говорят, что человек был умный, проницательный.

Ну а тогда: что в судьбе Фадеева было случайного или по-настоящему, вынужденного, как, скажем, в ситуации со сталинскими стихами Ахматовой, вымаливавшей ими у Сталина жизнь сыну – об этом она вспоминала потом с содроганием: «Кидалась в ноги к палачу…». Почему я должен считать случайным, что на трибуны писательских собраний учить собратьев жизни и ремеслу поднимался именно Фадеев, а не Платонов или Мандельштам. Да нет тут ничего случайного – получается, что на самом деле именно это и ценил больше всего Фадеев в своей жизни писателя.

Я могу посочувствовать тем писателям, талант которых обескровила «болезнь партийности» (выражение Сокурова), попытки приспособить литературу для решения неких внелитературных задач. Мы видим, как ломали себя Горький, Олеша, Маяковский, тот же Зарудин. Но в чем ломал себя Фадеев?