Пусть глицериновые слезыскользят по девичьим щеками снег летит из-под полозийк ее слезам, к ее шагам,мы равнодушные, мы дремлем,нам скучен радостный экран,и медленно скользят деревни,и города скользят в туман.
* * *
Но музыки сорвалось пенье!И взвизгнул брошенный смычок!От этого оцепененьяникто предчувствовать не мог:над обезумевшим оркестром,среди взметнувшихся рядовтак сердцу — стало тесно, тесно!так горлу — не хватало слов!
* * *
Без слез, без гнева и печалис серебряного полотна,бесшумной развевая шалью,неслышно спрыгнула она.И медленно прошла, коснувшисьхолодной тенью жарких рук,но руки сильные послушнолишь воздух замыкали в круг…
* * *
Не зажигались долго люстры.Экран привычно, как всегда,горел настойчиво и грустно:До свидания, господа!
АСТРОНОМ
Давно изжив и славу, и любовь,наскучив жить, не веря в жизнь за гробом,он по ночам седеющую бровьсклоняет над холодным телескопом.Всю ночь, пока в янтарных облакахлучи не вспыхнут розовым посевом,сжимает штифт в ладони кулака,и пальцы тонкие дрожат от гнева.А на заре — в тревожном кратком снеон мечется, кричит в постели:он видит сон — в волнистой белизнераспавшиеся стены опустели;колышется туманом пустота,и в душу радостью плеснув сверх края,над миром медленно плывет звезда,лучами изумрудными сверкая…Звезда, где гнев, и горечь, и тоскаизжиты в мудрости тысячелетий;звезда, которую всю жизнь искали наяву которую не встретит!
