Читать «Поэты пражского «Скита»» онлайн - страница 200

Сергей Милич Рафальский

IN MEMORIAM HOELDERLIN

Диотима, вернись… я сгораю, падая в тьму; ты сквозь жизнь прорастала огромною тенью, ты зимою цвела, ты сияла мне одному, а зима отвечала горячею розой и пеньем. Ты помнишь ту жизнь, Диотима? Тогда все ночи и звезды сквозь нас восходили, — и бились в дремоте, в зеркальных тенетах пруда, а в небе шумели орлиные крылья, и черные клювы мерцали в ночи; любовь поднималась, как клекот на скалы… но крылья затихли… и солнца лучи текут и пронзают, холодные тонкие жала. Все в ночь обращается… слышишь… все в ночь… и в солнце бессолнечном, в темные годы, я вижу тебя отступающей в ночь, в пустые пространства жестокой и спящей природы.

«Скит». III. 1935

УРОК РОМАНТИКИ

Огонь струится,              свеча плывет, и гость стучится,              ко мне идет. Лиловым лоском              цветы текут, горячим воском              мне пальцы жгут. И бьется звоном              окно в огне, вечерний гомон              плывет ко мне. Влетают звуки,              танцует мир, в дыму и скуке              сырых квартир. А гость садится              у синих стен, взлетает птицей              с цветком Кармен. В звенящем танце              идут за ней с глазами пьяниц              и королей. И в вихре темном              кружась, кружась, в вечерний гомон              ты унеслась. Так каждый вечер              прекрасен мир, безумный ветер              по струнам лир. Далекий отсвет              страны твоей, дрожащий отсвет,              игра теней.

РАССТАВАНЬЕ

Все отступает в сумрак лет, и ты, душа, уходишь с ними, стирается на камне след, где было раньше имя, имя… В твоих летящих волосах и в нежности твоей чудесной, кому дано познать твой страх пред неизбежным, неизвестным? И кто поймет твой трепет рук, — о раненые крылья птицы! — где музыки бессмертный звук над скрипкою еще томится и умирает не родясь.

«Современные записки». 1937. Т. 65

СВИДАНЬЕ

Там в тишине рождался звук и нарастал из отдаленья, ты в зеркале прошла, мой друг, прозрачной, неживою тенью, и, руки протянув ко мне, ты в призрачной своей отчизне изнемогала в темном сне, в стеклянной задыхалась жизни, о, если б вырваться могла неотвратимою судьбою, о, если бы со мной была ты настоящею, живою, но с плачем падала без сна туда, где я помочь неволен, где голос мой не заглушил твоей непоправимой боли.

«Современные записки». 1937. Т. 65