Читать ««Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории» онлайн - страница 21

Мигель де Унамуно

Но знал ли его он сам?

Одиннадцатая

В ту пору тяжко занемогла матушка и вскоре скончалась; все последние дни она жаждала одного: чтобы дон Мануэль обратил Ласаро и сбылась бы ее надежда когда-нибудь снова встретиться с сыном среди звезд в укромном уголке, откуда можно было бы увидеть озеро и гору Вальверде-де-Лусерна. Ей предстояло уйти отсюда, узреть Господа Бога.

– Вы никуда не уйдете, – говорил ей дон Мануэль, – вы останетесь здесь. Ваше тело останется в этой земле, а душа ваша – в этом доме, и вы будете видеть и слышать своих детей, хоть они не увидят вас и не услышат.

– Но, отец мой, – отвечала она, – мне предстоит узреть Господа Бога.

– Бог, дочь моя, пребывает здесь, как пребывает он повсеместно, и вы узрите его отсюда. И всех нас в нем, и его во всех нас.

– Воздай вам за это Боже, – сказала матушка.

– Матушка твоя умирает довольная, – сказал мне священник, – это довольство и будет ее вечной жизнью.

И, повернувшись к моему брату Ласаро, он добавил:

– Для нее все небесное блаженство в том, чтобы владеть тебя, вот сейчас и надо спасать ее душу. Скажи ей, что будешь за нее молиться.

– Но…

– Какие там «но»! Скажи ей, что будешь за нее молиться, ты же обязан ей жизнью, а я знаю, что если ты дашь обещание, то будешь молиться, и еще знаю, что если ты будешь молиться…

Брат, обливаясь слезами, склонился над нашей умирающей матерью и обещал ей торжественно, что будет за нее молиться.

– А я на небесах – за тебя, за вас обоих, – отвечала матушка, целуя распятие; и, устремив свой взор в глаза дона Мануэля, она отдала Богу душу.

И наш святой стал читать отходную:

– «В руки твои отдаю дух свой…»

Двенадцатая

Остались мы с братом дома вдвоем. Немногие слова, которыми дон Мануэль и Ласаро обменялись в час матушкиной смерти, положили начало их общению, и, по-моему, дон Мануэль прочих своих недужных и страждущих даже забросил малость в заботах о моем брате. Ближе к сумеркам они прогуливались вдвоем по берегу озера либо шли к развалинам цистерцианского аббатства, густо увитым плющом.

– Удивительный он человек, – говорил мне Ласаро. – Ты ведь знаешь: по преданию, в глубинах озера сокрыт город, и в ночь на святого Иоанна, ровно в двенадцать, слышно, как в тамошней церкви звонят колокола.

– Да, – отвечала я, – феодальный и средневековый город…

– Так вот, – продолжал брат, – в глубинах души нашего дона Мануэля тоже сокрыт и спрятан город, и оттуда тоже порой слышится благовест.

– Верно, – отвечала я, – в душе у дона Мануэля есть такой сокрытый город, да и у тебя в душе он есть, разве не так? И город этот – кладбище, где покоятся души наших предков, души тех, кто жил в Вальверде-де-Лусерне, нашей деревне… феодальной и средневековой.

Тринадцатая

В конце концов брат стал ходить на все богослужения, чтобы послушать дона Мануэля, и когда разнеслась весть, что он присоединится ко всем прочим прихожанам и причастится в день общего соборного причащения, все деревенские от души порадовались, так как для них весть эта знаменовала возвращение Ласаро в общину.