Читать «Ожерелье королевы» онлайн - страница 56
Александр Дюма
— О! — вздохнули обе женщины, из которых одна, разгневанная, сжала руки другой.
— Друг мой, — заговорила она, сделав над собой усилие, — я понимаю, что вы исполняете данный вам приказ; это доказывает, что вы хороший солдат, и я не хочу заставлять вас нарушать его. Но окажите мне только, прошу вас, услугу, предупредите Лорана, который должен быть где-нибудь поблизости.
— Я не могу оставить свой пост.
— Пошлите кого-нибудь.
— У меня здесь нет никого.
— Ради Бога!
— Э, черт возьми, сударыня, ночуйте в городе. Вот еще большая беда! О, если бы у меня под носом захлопнули двери казармы, я бы, поверьте, нашел себе приют.
— Гренадер, слушайте, — сказала решительным тоном старшая дама, — вы получите двадцать луидоров, если откроете.
— И десять лет тюрьмы; благодарю. Сорок восемь ливров в год — этого недостаточно.
— Я вас велю произвести в сержанты.
— Да, а тот, кто мне отдал этот приказ, велит меня расстрелять; спасибо.
— А кто дал вам его?
— Король.
— Король! — с ужасом повторили обе женщины. — Мы погибли!
Дама помоложе, казалось, была вне себя от отчаяния.
— Подожди, — сказала дама постарше, — но ведь есть еще другие двери?
— О мадам, раз закрыли эту, то закрыли и все другие.
— А если Лорана нет у этой двери, к которой он приставлен, то, как ты думаешь, где нам его найти?
— О, тут заранее все подстроено!
— Да, ты права. Андре, Андре, какую ужасную шутку сыграл с нами король! О!
И дама сделала особенное ударение на последних словах, произнесенных тоном угрозы и презрения.
Дверца, ведущая к бассейнам, была проделана в толще стены, и настолько глубоко, что над ней образовалось нечто вроде арки. По бокам ее находились каменные скамейки.
Дамы упали на одну из них, испытывая глубокое волнение, граничившее с отчаянием.
Под дверью виднелась полоса света, а за дверью слышались шаги швейцарца, который то поднимал, то опускал ружье.
По ту сторону этого слабого препятствия — дубовой двери — было спасение; по эту — позор, скандал, почти что смерть.
— О! Завтра, завтра… когда узнают… — пробормотала старшая из дам.
— Но вы скажете правду.
— Поверят ли ей?
— У вас есть доказательства. Мадам, солдат не будет на часах всю ночь, — продолжала молодая женщина, к которой, казалось, возвращалось самообладание по мере того, как ее спутница теряла его, — в час его сменят, и другой окажется, быть может, более уступчивым. Подождем.
— Да, но патруль пройдет после полуночи, и меня найдут за воротами, увидят, что я дожидаюсь пропуска, прячусь! Это позорно! Знаете, Андре, у меня кровь так и приливает к голове, я задыхаюсь…
— О, не отчаивайтесь, мадам; вы обыкновенно так мужественны, а я еще недавно совсем было упала духом… И вот мне приходится ободрять вас!
— Тут кроется заговор, Андре, и против нас. Этого никогда еще не случалось; дверь никогда не бывала заперта… Я умру от стыда, Андре, я не вынесу этого.
И она откинулась назад, казалось почти лишаясь чувств.
В эту минуту со стороны чистой белой версальской мостовой, по которой теперь ходит так мало людей, послышались шаги. И одновременно раздался чей-то веселый молодой голос — голос молодого человека, беззаботно напевавшего одну из тех манерных песенок, что составляли отличительную принадлежность времени, которое мы пытаемся описывать: