Читать «Любовная лирика классических поэтов Востока» онлайн - страница 44

Омар Хайям

Башшар ибн Бурд

(714–783)

1—16. Переводы Н. Мальцевой; 17–22. Переводы Н. Горской

1

Ночь пришла меня баюкать, но забыться я не мог, Тень любимой мне предстала, сердце сжалося в комок. А когда сказал я милой: «О души моей рассвет, Будь щедра со мною!» — скрылась, не сказав ни «да», ни «нет». Дай же мне забвенье, Абда! Я пока еще не тень И не умер, хоть от страсти умираю каждый день. Так ослаб и похудел я, что, когда к тебе пойду, Может статься, и от ветра по дороге упаду. Но смеется над любовью безответною судьба, Нацепив ошейник с меткой на меня, как на раба.

2

Весь день меня друг упрекал за безумную страсть, Пустые упреки! О, как тут в унынье не впасть? Сказал он: «Опомнись!» Но я отвечал: «Никогда!» Сказал он: «Как видно, вы с нею лишились стыда, О вас же судачат повсюду!» — «А хоть бы и так, От встреч отказался бы только последний дурак!» Грешу, не грешу — что за дело другим до того? Ведь это касается только меня одного! Так тюрки, напав, обвиняют хазар за налет… Святоши! Злословили б лучше на собственный счет! Дождусь я — и камень, пожалуй, разинувши рот, В безумстве любви упрекать меня тоже начнет! Мне хватит того, что сказала моя госпожа, Чей взор поражает быстрее копья и ножа, Того, что она, целомудрие строго храня, Беседу прервав, вдруг сама целовала меня И так пожимала мне руку, бледнея как мел, Что след от пожатья ожогом на коже горел. Когда же вдвоем оставались мы с ней взаперти, Губами касался я шелка на нежной груди, И тонкий браслет, зазвенев, тишину разбивал, Когда я дыханье ее в поцелуе впивал, Когда ее руки слабели и на пол она Садилась без сил, как садится за горы луна, И, плача, шептала: «Бесстыдник, вставай! Уходи! Свидетель аллах, я пригрела змею на груди! Откуда узнал ты, что нянюшка нынче уйдет? Едва она скрылась, как ты постучал у ворот. Спаси меня, господи, сжалься! Любою ценой Не дай соблазнителю верх одержать надо мной. Он трезв, но похож на хмельного, он смел и силен, Сломал, как игрушку, браслет мой серебряный он. О, горе мне, горе! Как справлюсь я с этой бедой? Все щеки уже исцарапал он мне бородой!.. Что сделали б родичи, если б увидели нас! Тогда и всевышний тебя бы от смерти не спас. Смотри, что творится с губами! Что делать теперь? Как в этаком виде открою я матери дверь? Ах, что с нею будет! Разбойник, что будет тогда? А люди узнают? Я, верно, сгорю от стыда. Грабитель! О, как я могла уступить грабежу? Мать скоро вернется, и что же я, дерзкий, скажу?..» И я отвечал ей: «Не бойся, о радость души! „Меня укусила пчела с коготками“, — скажи». Хотя догадается самый последний осел, Что больше на свете таких не отыщется пчел.