Читать «Любовная лирика классических поэтов Востока» онлайн - страница 109

Омар Хайям

* * *

Душа меня покидает, когда ты стоишь в дверях. Пусть плотью уста владеют, поскольку душа в бегах. О светоч высокой дружбы, о солнечный свет любви! Душа моя быть не смеет в одних с тобою местах. О локонов грозных изгибы! Душа, что от них спаслась, Теряется, словно идол, когда воссиял аллах. Ты — боль моя, ты — исцеленье, лекарство для ран души. На середине дороги надежда моя и страх. Как нищий, я прах целую у ног твоей стражи злой И этим горжусь, как будто владычество — этот прах. Когда лихорадка разлуки ночами казнит меня, Спасенье от лихорадки — в раскрытых твоих устах. Я сам заблудился в чаще, чтоб ты показала путь. И что для себя мне сделать, когда ты в моих руках? Сама не таись, не прячься, ты где-то спрятана в нас, А Хакани вопрошает: «В каких ты теперь краях?»

* * *

Кто стезей любви не ходит, сделать шагу не спешит, Чьи глаза не мыли сердца кровью, льющейся навзрыд, Что он ведает о страсти, что узнать ему дано? Ведь любовь не поразила эту грудь стрелой обид. Он твоей не знает силы, чувство для него темно… Вымогает лишь свиданья, лишь о встречах говорит. И душа его, и сердце — все проиграно давно, Хоть не сказано ни слова той, что сердце пламенит… Днем и ночью страсти пламя здесь, в груди разожжено, Воздвигает в сердце знамя, воскрешает милой вид. Господи! Какая мука!.. Раньше сердце ни одно В эти двери не стучалось. Храм запретный был закрыт. О, как жаль мне это сердце, что до пепла спалено, — Вечно полное печалью, знавшее один магнит. Много ль было дней счастливых? Радость знало ли оно? Не подул ему и в спину ветер от ее ланит. Только то блаженно сердце, что от бед ограждено. То, которое всевышний даже в страсти охранит.

* * *

Клянусь я винным цветом губ, чьим хмелем жгучим я не сыт, И поцелуем, что меня, как молодой орех, целит; Клянусь кольчугою, что стан стрелоподобный обтекла; Клянусь я лучником ресниц, чей выстрел сердце просквозит; Клянусь цитронами грудей, парчою твоего чела И телом, ласковым, как шелк, и нежным, словно аксамит; Клянусь нарциссами двумя и гиацинтами двумя; Клянусь рубином нежных уст и розами твоих ланит; Клянусь нарциссовым вином, сверкнувшим на румянце роз, Жасмином, на котором пот, подобный амбре, чуть блестит; Клянусь я телом неземным, что сделано из серебра И на котором без конца подвесок золото гремит; Клянусь затмившим блеск Зухры сияньем твоего лица, Волшбою сердца, что меня верней Харута искусит; Клянусь я парою зрачков, подобьем эфиопских дев, Что в брачных комнатах, в твоих йеменских раковинах, спит; Клянусь я мочками ушей, колечками в твоих ушах, Двумя цепями, где звено объемлет звенья и звенит; Клянусь я влагой жарких слез и сердца кровью огневой, Которая твоим устам умолкнуть в ужасе велит; Клянусь я искрами костра, которым сердце спалено, Моими вздохами, чей дым на волосах твоих лежит; Клянусь я жаждою души, изнывшей в поисках тебя, Клянусь я плотью, что сейчас, в тоске расплавившись, бурлит; Клянусь я волоском твоим, что амулетом служит мне, И памятью о том, что я петлею мускусной обвит; Клянусь намеками любви и голосами певчих птиц, Клянусь я песнею твоей, что вновь и вновь меня пьянит; Клянусь: пока у Хакани на месте сердце и душа, Он место только для тебя в душе и сердце сохранит! Ты долго, милая, живи… Ведь слишком долго ждать пришлось, У мученика Хакани нет больше сердца, он убит.