Читать «Сорок роз» онлайн - страница 92

Происходящее вовне — что дома, что в консерватории — оставляло ее внутренне безучастной, она все делала как бы левой рукой и наполовину с облегчением, наполовину с разочарованием констатировала, что Айслер не заметил ее беременности, даже когда она, отставив пальчик с обручальным кольцом, подносила к губам чашку целебного чая. Однажды под вечер застолье в экзистенциалистском погребке обернулось по ее милости небольшим партийным судилищем.

— Товарищи, — объявила она авангардистам, — боюсь, я должна кое в чем признаться. Уже некоторое время назад я вступила в брак, который определяется буржуазными категориями мужа…

Айслер онемел. Онемел и оцепенел. Он вообще слушал? По дороге к вокзалу мечтал о красных звездах и бесклассовых гармониях и клялся, что сегодня же ночью сочинит канон, гимн во славу отца народов, Сталина, и посвятит его ей, своему дорогому товарищу!

Господи, он что, вправду ума решился?

Равнина за вагонным окном погружалась в синий ночной сумрак, а Мария набрасывала письмо, где однозначно давала понять, что отнюдь не намерена отправляться вдогонку за мировым духом. В следующий понедельник Айслер, стоя у окна, сцепив руки за спиной, объявил тоном политкомиссара, чтобы она шла к Фадееву.

— Прямо сейчас?

— Товарищ, это приказ!

Больше Айслер не сказал ни слова, но Мария поняла: он решился уехать к своей вершине. Мимо секретарши она ворвалась в кабинет директора. Фадеев как раз хлебал суп с омлетом.

— Федор Данилович, — со слезами выпалила она, — вы были правы, он уезжает, уезжает за мировым духом!

— Мы не можем его удержать, мадемуазель. Но что с вами? Будьте же благоразумны!

— Я жду ребенка.

— От кого?

— От Майера.

— От флейтиста?!

— Нет. Майер не из наших.

— Не из наших, — с облегчением вздохнул Фадеев, — слава Богу.

Десять дней спустя консерватория в полном составе была на вокзале, провожала Айслера, который международным экспрессом уезжал через Берлин в Москву. По распоряжению Фадеева, секретарша угощала водкой и хлебом-солью, все размахивали красными флагами, скрипичный квинтет играл «Интернационал», по равнине пыхтел скорый поезд, в вокзальном буфете появилась Соловушка, Шелковый Кац влюбился, Максимилиан Майер поедал глазунью из двух яиц, коммивояжер, торгующий соусом в кубиках, вошел в комнату, эшелон с боеприпасами промчался мимо станции, а когда шум поезда затих над залитыми солнцем рельсами, Мария услышала в тишине чей-то голос, свой собственный:

— Остается лишь надеяться, что господин доцент найдет свое счастье среди счастливых советских людей.

— Счастье дирижера-хоровика, — добавил Фадеев с горькой усмешкой.

Через два дня Мария получила запятнанную маслом открытку.

Понадобится некоторое время, писал Фадеев, чтобы найти адекватную замену доценту Айслеру. Поэтому он просит ее пока в консерватории не появляться, спокойно ждать ребенка. «С наилучшими пожеланиями Вам и Вашему батюшке. Искренне Ваш, Федор Данилович Фадеев».

* * *

Покуда все хорошо, не так ли? Все устроилось. Нет больше нужды мотаться на поезде туда-сюда, Айслер исчез в безбрежных просторах на востоке, и доктор Лаванда считал ее анализы крови вполне приемлемыми. Если ночью она неожиданно просыпалась, Макс спешил вниз заварить травы — кто потеет, должен жить, — а затем помогал ей поменять простыню. Он всячески опекал ее и ублажал, относился к ней как к царице, повелевающей таинственной державой, и чего только не придумывал, чтобы, как он восторженно кричал, достойно встретить нового гражданина Земли! Столяру, члену правления партии, был заказан пеленальный комод. Другой член правления, декоратор, оформил детскую. Еще двое, каменщики, забетонировали подвал, и после нескольких дней, наполненных шумом и пылью, в подвале кацевского дома, где уже стояла новенькая детская коляска, состоялся небольшой вернисаж. Заместитель мясника, водопроводчик, установил там подлинную сенсацию — сверкающую хромом стиральную машину с автоматической программой.