Корона сползла на уши:Король был обрит догола.И стал доноситься глуше,словно из-за угла,5 толпы, стоящей рядом,голодный, злобный рев.Он правую руку задомгрел, на нее присев.9 Мрачный, почти без веры,во всем он чуял подвох.И король он лишь в меру,и в постели он плох.
Без музыки танцевальнойони несутся в кадрилипод стоны и вой погребальный,от страха, как лошади, в мыле,и все ж от предзапаха гнилиони не морщат носов.7 А главный танцор фатальныйобшит галунами ребер, —галантный любезник, обер-танцовщик в каждой из пар.Он у монашки печальнойсдвинул с волос покров —для равенства и порядка —и тут же вынул украдкойу ней из книжки закладку:то был ее часослов.17 Но их одолела жара,и нет от нее защиты,и едким потом облитыих камни и веера,их шляпы, зады и лица…Мечтая себя оголить,как дети, безумцы, блудницы,они продолжают кружить.
В ужасе, неведомом дотоле,в хаосе, друг друга обнаружа,тужась, выбираются наружуиз расселин охренного поля5 в простынях или совсем нагие…Ангелы, нагнув свои кубышки,масло в сковородки льют сухие,чтобы после каждому подмышки9 положить оставленное богув шуме прошлой жизни оскверненной;сохранилось там тепла немного,12 чтоб не охладить руки господней:Он легко прощупывает с трона,не остыло ли оно сегодня.
Искушение
Нет, он тщетно истерзал шипамимясо похотливое свое.Из утроб его страстей ночамивылезали под вытье5 недоноски из семьи кретинов,гнусные, кривые образины,небытийные свои глубиныдля него во имя зла покинув.9 Дети их шевелятся в подспудье —был он плодовитым, этот сброд.Он, подвластный пестрых чувств причуде,окунулся в их водовороти хмельной напиток этот пьет —руки сами тянутся к посуде,тени же, как бедра или груди,ждут прикосновений в свой черед.17 И воззвал он к ангелу, воззвал,ангел в блеске с головы до пятвмиг явился и вогналих в него, пустынника, назад,21 чтоб святой с чертями и зверьембился, не надеясь на подмогу,и чтоб он непонятого богаиз бродильной жижи гнал живьем.
