Ах, и цари у времени в плену,как вещи званья самого простого,хоть след их наподобье перстневоговпечатан в мягкотелую страну.5 Но ты, началом сердца начинавший,как мог ты эту благодатьпокончить вдруг: жар щек моих познавший!Кто б взялся вновь тебя зачать?В ком семя вновь блеснуло бы тобой?10 Врагом сражен, в своей ты умер вере,а я не ведал ничего о зле.И вот креплюсь, услышав о потере.О лучше б мне, как раненому зверю,вопя, кататься по сырой земле!15 Повсюду там, где мы пугливо-нежны,ты вырван из меня, как клок волосподмышками иль в тесноте промежной —в игралище девичьих грез.19 Пока ты проявляешь столько рвенья,распутывая чувств моих клубок,я вдруг тебя увидел на мгновенье,и вот ты вновь исчез и стал далек.
Он делал то и то: вернул завети исцелил алтарь, придя с востока,востребовал доверье, издалеканиспавшее огнем ему вослед,и разве он не каждого пророка,смердевшего Ваалом на весь свет,прикончил у Киссонова потока?8 Но дождь пошел и помрачнел закат…Когда ж к нему с угрозой, как к убийце,явился вдруг посланец от царицы,он убежал куда глаза глядят,12 и так добрёл, безумец, до пустыни,и сел под можжевеловым кустом,и зарычал, как зверь: «Довлеет нынемне, господи! И смерть мне поделом!»18 Но тут его коснулся ангел вскоре,сказав: «Восстань, пророк, и ешь и пей!»И встал, и умилился он во взоре,и шел к горе он ровно сорок дней.20 Потом к нему господь пришел туда —не в вихрях ветра, не в землетрясеньи,не в складках пламени, что на мгновеньекак будто вдруг осело от стыдаперед неслыханным и небывалымвторжением в чуть слышном дуновеньи.Но он, старик, укрытый покрывалом,его почуял кровью без труда.
В крахе кто признается своем?Царь еще был горд величьем карыв миг, когда он своего гуслярачуть к стене не пригвоздил копьем.5 Лишь когда от бога дух лукавыйодолел царя в его дому, —лишь тогда душа лишилась славы,и блуждала кровь его сквозь тьму,в страхе суд отыскивая правый.10 Он пророчил, вопреки гордыне,только для того, чтобы беглецдальше убежал. Так было ныне.А когда-то он — почти юнец —14 прорицал, как будто жилы шеиустьем упирались в медный рот.И, казалось, — он был всех прямее,и, казалось, — сердце в нем орет.18 Но былых достоинств сан высокий,перед ним валялся — труп как труп.Рот его, вмещавший все потоки,Проржавел и прохудились щеки,словно желоба раструб.