Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 75

Казаки закурили, гимназистик всунул дымящийся револьвер в кобуру, и они молча зашагали к черневшемуся за решетчатой оградой мраморному памятнику.

В большой и неуютной от беспорядка комнате сгущались сумерки — на дворе начинало темнеть. Молодой Арчаков, по обыкновению, строчил каблуками от двери к столу и обратно. Он был расстроен поведением следователя и начальника карательного отряда. Те самовольно, как полновластные хозяева, распоряжались в его хуторе и упорно не хотели замечать, что он атаман хоть и хуторской, но имеет звание офицера — прапорщик. Против расправы с изменниками он, конечно, нисколько не возражал. Он и сам собирался проучить их, чтобы другим не было повадно. Это тем более необходимо, что в организованной им сотне дисциплины пока не чувствуется. Но его обижало то, что ни следователь, ни есаул даже не посоветовались с ним, ровно бы его и не существовало в хуторе.

Искренне жалея о смерти своего друга Рябинина, Арчаков вместе с тем был как бы даже несколько обрадован таким событием, хотя еще и не отдавал себе в этом ясного отчета. Трудно сказать, какие были на это причины. Чужая душа, говорят, потемки. Правда, теперь перед ним открывались новые возможности в его служебном продвижении, к чему он так рьяно стремился. Ведь офицеров в станице не так-то уж много. А он, как известно, был ближе всех к Рябинину. И станичные верхи об этом знают. Этим, может быть, объясняется и то, что он проявил очень большое равнодушие к розыскам преступников и, в частности, к обвинению Фонтокина, чем и навлек на себя тайное подозрение следователя.

Варвара с трудом преодолела головокружение, приподнялась на кровати и утомленными глазами заглянула в окно. По веткам груши скакали длиннохвостые сороки, чачакали, отбивая друг у друга червяков, бабочек. По стволу, сливаясь с корой, к ним затаенно ползла кошка. Она выставляла поочередно лапки, продвигала по ним голову, вытягивая пеструю шею и подбирая хвост. Подкравшись ближе, поднырнула под ветку и притаилась. Сороки нагло и вызывающе прыгали через нее, задевали крючкастыми когтями. Кошка не шевелила ни одним членом: видно, испугалась своей дерзости — напасть на таких разбойников.

— Ну и черт с вами, важность какая! — пробурчал Арчаков.

Варвара, скомкав локтем подушку, повернулась. Арчаков пятерней будоражил свои гривастые волосы, засунутой в карман левой рукой нервно шевелил. Варвара тайком следила за ним.

«Как все меняется в жизни, — думала она, глядя на его знакомую манеру сердиться, — хоть и не родные, а ведь вместе росли, вместе когда-то бегали по бугру за опенками (она, бывало, таскает непосильную бадью, а он, подобрав брючишки, прыгает через ярки), вместе ездили на коляске по бахчам, купались в илистой речушке, били лягушек… Теперь же — а после похорон отца особенно — как чужие, хотя и под одной крышей».

Почти никогда и ни о чем они не говорят друг с другом, разве только по хозяйству о чем-нибудь. Ни о каких новостях Варвара не спрашивает у него, и сам он ни о чем не рассказывает. Арчаков догадывался, что давнишняя дружба у Варвары с Филиппом сохранилась и до сего времени. Но это его как бы нисколько не касалось, и он не вмешивался в это дело. Только теперь про Филиппа и его друзей при ней он никогда не говорил: то ли не хотел обижать ее, то ли опасался, чтоб она не навредила.