Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 56

— Что ты, шутоломная, с ума сошла!

— Андрюша, дорогой, ненаглядный, он чирики заставляет снимать.

Андрей отстранил ее и вошел в хату. Посреди пола, уткнувшись носом в старые сапоги, лежал человек. Андрей поймал его за чуб, поднял. Тот поморщился от боли, вытаращил на него мутные глаза. Наконец узнал:

— Андрей, ф-ф… черт! Ты чего ко мне?.. Выпить? Ну-к што ж, давай.

Андрей отпустил его липкий чуб, взял под мышки.

— Вот, Забурунный, ну и впрямь ты, паря, Забурунный. По чужим женам пошел? Нет, брат, у меня не подживешься, самому не хватает. — Он надвинул на него фуражку и, придерживая, повел во двор. Забурунный выписывал чириками восьмерки, мычал что-то непонятное. — Иди, иди! Верка небось ждет теперь своего милова. Она и чирики тебе снимет. — Вытащил его за ворота, подтолкнул коленом, и Забурунный на четвереньках полез под плетень…

В правлении сидели два атамана. Они сидели за столом плотно, почти в обнимку. Рябинин мигал осовелыми глазами, в упор глядел на отвисшие мокрые усы Арчакова и, гладя шершавый позумент его рукава, два часа заплетающимся языком доказывал одно и то же:

— Ты пойми, Василь Павлыч, пойми! — и крутил лысой головой. — Мы же на военном положении. Ведь так я говорю? Ты же хорошо знаешь. Ну, как можно. Разве… Ф-фу гадость, опоил ты меня сивухой, — он рыгнул и сплюнул под стол. — Твой хутор ведь граница Дона. Так ведь? Крепость, крепость из него сделай. Вот что!

Арчаков давил локтями соленые помидоры, наваливался на стол и, не в силах сдерживать тяжелую, будто налитую свинцом, голову, клевал носом. Из глубин внутренностей поднималась едкая горечь. Арчаков привскакивал со стула и топал каблуками. «Избранный» хуторским атаманом, он никак не хотел согласиться с тем, что вот он — прапорщик, офицер — и вдруг хуторской атаман. Ведь это унижает звание офицера. Всегда хуторскими атаманами бывали только урядники.

— Ведь ты не знаешь, Василь Павлыч, как пойдут наши дела, и я не знаю. — Рябинин вздрагивал, упирал лбом в пахнувшее потом плечо Арчакова. — Тебе я говорил: организуй казаков. Кто же будет это делать? Ты, атаман. Потому ты и должен быть атаманом… Ты видишь, что работают эти хохляки. Они ведь совсем уж обнаглели.

Арчаков встряхнул волосами, спадавшими на мокрый выпуклый лоб, выпрямился, злой и страшный, и обухом кулака стукнул по столу:

— Проклятые русапеты! Сволочи! Я вам… покажу!

Стаканы звякнули, подпрыгнули и с жалобным треньканьем скатились на пол. Из свалившейся недопитой бутылки по скатерти расплывалось серое озеро.

Неровно шагая и пошатываясь, в правление вошел кучер. Ухватился за притолоку двери, широко расставил ноги — он боялся упасть, — но голову поднял бодро.

— Ваш блародь, ваш блародь, лошади готовы.

Рябинин, выгибая шею, глянул на него выпученными полусонными глазами:

— А?

— Лошади, мол, готовы.

— Лошади? Где же они?

— Да там, ваш блародь, на улице. Отсель их не видать.

— А-а, да-да, сейчас… Иди! — и задвигал под столом ногами. Он пытался привстать и никак не мог оторваться от скамейки. Но вот животом налег на край стола, опустил голову, и верхняя, более тяжелая половина, как на весах, приподняла нижнюю. — Ну, Василь Павлыч, пойдем, мне пора, стало быть…