Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 57

Они вышли на улицу. Их потные лица защекотал прохладный полуночный ветер. Сыпал мелкий густой дождик. Рябинин снял фуражку, и капли заплясали на его плешине. От удовольствия, атаман даже крякал. Он расстегнул френч, одернул смятую рубашку и, зацепившись рукой за браунинг, поправил кобуру.

— Так, прощай, Василь Павлыч, прощай! Через недельку приедешь ко мне. А пока действуй, смелее, уверенней. В общем, мы говорили… — С помощью Арчакова он ввалился в фаэтон, кучер дал скакунам повод, и в заснувших улицах, тревожа собак, запрыгали заливистые медноголосые бубенцы.

У крайних, со слепыми окнами дворов лошади свернули на мост, проскочили речку и вдоль знакомого берега по извилистой змейке дороги, обметанной мелким кустарником, побежали успокоенной рысью.

Атаман, выронив изо рта трубку, разлегся в просторном кузове, привалился спиной к мягкой обшивке и пьяно дремал. Вереница разрозненных мыслей плела в памяти путаные сети: в станичной тюрьме сидят пять большевиков, надо с мировым посоветоваться, что с ними сделать; из округа уже давно нет никаких вестей: окружной атаман или сбежал, или спит и ничего не делает. Станица Рябинина самая боевая в округе; узнает наказный — Рябинин наверняка будет отмечен, получит повышение; Елена, дрянь, не едет из Ростова, ну и пусть катится… Антонина не хуже ее…

Кучер вначале тянул, как голодный волк на косогоре, что-то похожее на «Гвоздик», а потом под шуршанье колес забылся и замолчал.

Верстах в трех от хутора, когда фаэтон, замедлив ход, поднимался на изволок, из-под куста татарского клена черной кошкой метнулась фигура, маленькая, согнутая. Пристяжная стрельнула ушами, покосилась и, всхрапнув, натянула постромки. «Дождь, видно, будет», — само собой, по многолетней привычке отмечать события, промелькнуло в полусонном и пьяном сознании кучера. Бесшумная, как тень, и невидимая в полуночном мраке фигура минуту бежала за фаэтоном и потом прицепилась где-то у заднего колеса. Так ребятишки «скатываются» на чужих телегах по улицам, незаметно прилепляясь к задкам.

Атаман, отсвечивая обнаженной плешиной, сопел с глухим присвистом (подбородок давил глотку, и дышать было тяжело), вытягивал и сгибал поочередно ноги, ворочаясь в кузове. Вдруг над головой его блеснула синим блеском тонкая полоска и чуть-чуть звинькнула… Атаман хрипло гамкнул, дернулся; голова судорожно откинулась назад, стукнувшись о железный ободок кузова, и застряла в углу.

— Что, ваш блародь? — Кучер пошатнулся на козлах. — Аль вы ничего… Ну, пошевеливай!

Лошади тряхнули бубенцами, пристяжная еще раз всхрапнула, и под откос фаэтон покатился быстрее.

А немного спустя, кучер открывал ворота во двор станичного правления. Ввел под навес лошадей, закрыл за собой ворота, а Рябинин все не сходит.

«За хорями гоняет». Кучер пожевал губами и подошел к фаэтону.

— Ваш блародь, ваш блародь, приехали!

Атаман безмятежно сидел, спустив к колесу руку. Обшлаг рукава двоился, протертый острым углом шины.