Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 53

У двери было завозился кто-то, но туда щукой ринулся полицейский, и там затихли.

Больше Степан Ильич ничего не слышал. В правлении уже было темно (никто не догадывался зажечь лампы). Он с трудом поднялся со скамейки, надвинул на лоб фуражку, чтоб ни с кем не встречаться глазами, и пьяно полез к выходу. У двери какой-то остряк с кочетиным голоском кукарекнул:

— Пропустите саратовского казака!..

Спотыкаясь, Степан Ильич шел по улице, не зная, куда и зачем. Он давно уже миновал проулок, ведущий на переход, в Заречку, прошел еще два. Опомнился, когда перед глазами засверкала вода. «Куда ж я иду? — подумал он, остановившись. — Ведь это мост». Он хотел было вернуться, но потом надумал пройти по глухому забурьяневшему берегу, мимо садов и огородов, там, где он ночью, кажется, за свою жизнь еще ни разу не ходил. Тяжело дыша, он почти бегом перебежал мост и свернул к речке.

Притаившиеся громады деревьев пугали настороженной тишиной. Высокие осины и осокори вели шепотом таинственный, непонятный сговор. Где-то в далеком саду соловей высвистывал песенку. По верхушкам деревьев изредка перепрыгивал ветер, и в садах подымался тревожный шорох. Казалось, что кто-то спрятался под кустом и ждет, когда к нему подойдешь… Над головой расползалось огромное облако. Под ногами ничего уже не было видно. На минуту из-за облака показывалась луна, и тогда на гладь воды ложились волнистые тени. Степан Ильич спешил, оступался в канавах. Ветки вишневой плетучки царапали ему лицо.

Подле ряда приметных верб (лет тридцать назад Степан Ильич сажал их своими руками) он свернул в глубь сада. Отводя руками ветки, по знакомой тропе зашагал веселее. У старой груши еще раз свернул с тропы. Неподалеку, у куста черемухи, что-то щелкнуло и зашуршало, будто птица слетела.

— Это я… не бойся, — промурчал Степан Ильич, подныривая под ветки. Он оказался на расчищенной в квадратную сажень полянке. Сплошным навесом ее укрывала пахучая цветущая черемуха. Старик отер рукавом лицо, осмотрелся: плечом к стволу, на подстеленной траве полулежала темная фигура. Между ног мерцал эфес шашки, да глаза поблескивали. Степан Ильич с каким-то нутряным кряхтеньем опустился на колени.

Фигура поворочалась.

— Ты что, батя, по ночам ходишь? Аль случилось что?

Старик молчал. Только тяжелые подавленные всхлипы сотрясали его тело. Но вот он не выдержал и глухо зарыдал:

— Филя, что ты делаешь… жить-то как же будем?.. — и, через силу связывая фразы, рассказал о том, что было на сходе.