Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 46

Забурунный тянул ту песню, о которой издавна сложилась присказка:

Казак на возу сена ехал с поля домой. Долгие версты качался он по пыльной жаркой дороге и все время пел одну и ту же песню. И песня эта была только одно слово: «Гвоздик». «Е-ей-аа… ой-да-ну-да-гво… Ей-гво…» Дорога тряская, но мягкая. Никто не встречается на пути и не обгоняет. Задремлет казак, уткнется в сено и забудет про песню. Но вот на кочке встряхнет его, он поднимет взлохмаченную голову, дернет за вожжи: «Но!» — и опять начинает: «О-о-их-и-и-во-ты-гво… Ей-гво…» Так и пел всю дорогу. И потом, когда арба уже уперлась оглоблей в ворота, казак вскочил: «Тпру!», матюкнул лошадь за недогадливость — нет чтобы остановиться в двух шагах от ворот. Ну, как же открывать? — и, передохнув, закончил песню: «..здик!»

Быть может, Забурунный тоже доехал бы до ворот со своей песней. Но вот нога его соскользнула со спины маштака, он накренился и увидел под копытами кизячные размытые дождем угли. «Хм! Кто же тут жег? — удивился он. — Как это… попали сюда?» Но его удивленье стало еще больше, когда он на фоне темно-зеленого аржанца увидел светлую полосу. Забурунный подъехал ближе, выпустил зажатого между ног маштака и, не веря глазам, пощупал землю: она была мягкая и податливая. Пшеничные всходы были свежие, сочные, густые. «Что за оказия, а ведь это хлеб! — Забурунный сорвал щепоть стебельков, засунул в рот, пожевал. — Как же это… Кто же сеял тут? Хм! Нешто сама как?..» Он, как сурок из норы, покрутил головой, проверил себя — не заехал ли куда-нибудь в чужое поле. Но все было на месте: вон и курган стоит позади, тот самый, подле которого в прошлом году он зарезал косой двух перепелок, а потом и косу в бобовнике отломил; вон и мысок блестит солончаковой хребтиной, будто солью кто посыпал; а за ним будет прудовая лощина, — сейчас ее не видать за мысом, — а там в семи верстах и хутор должен быть; вон и мельницы слободские вертятся, словно зазывают к себе: здесь, мол, мы. У Забурунного ворохнулось подозрение: «А не хохлы ли это настряпали?» И он из-под руки взглянул на маячившие вдалеке слободские халупы. «А ведь, должно, они». Натолкав «жар-птице» шишку на боку, он объехал полосу кругом. По его подсчетам выходило не меньше десяти сотейников. «Ну, само собой — это хохлы, кто же больше, — окончательно укрепилась его мысль. — Но как же мне быть теперь? Ведь атаман кожу с меня спустит. Что, скажет, смотрел!» Забурунный решил было не говорить атаману. Может быть, пройдет как-нибудь, не заметят. Но потом испугался: ведь косить приедут — все равно узнают, будет хуже. «Надо бежать». Он подобрал ноги, стукнул ладонью маштака по холке и помчался к кургану.