Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 43

Коваль почесывал спину — в том месте, где прилег кулак Филиппа, зудело, — смотрел, как к дверям и под ноги летели розовые, брызгающие окалиной полосы.

— Ты, дружок, не очень храбрись. А то ты храбрый, где не нужно. На меня атаман уж составил протокол. Вот чегой-то замолчал. Теперь он взбеленится не так. А чего у тебя? Рожок отломил? Обрадовался, парень… Ну-к, дуй — живей! — И цепкими руками сбросил с держака вилы.

Он суетился подле горна, сверкал вылощенным фартуком, а Филипп, пошумливая мехом, хитро улыбаясь, рассказывал о том, что его повышают в чине, скоро он будет «ваше благородие». Наденет белые погоны и будет командовать сотней. Якова возьмет к себе в денщики: вычистить сапожки, подать вина… Хватит работенки! А коли что не так — святым кулаком да по грешному рылу.

— В денщики-то ничего, — Яков пристукивал молотком и зарумянившимся носом водил почти по наковальне, — это ладно. Как-нибудь совладаю. Только вот оружие как же… Кто же будет делать тогда? Воевать с чем же?.. Отберем у красных? Хотя верно, казаки — народ шустрый, они и на кулаках будут воевать.

Когда Филипп вернулся на берег, Степан Ильич был уже здесь. Горбясь у воды, он докапывал последнюю приступку (спуск тут хоть и низкий, но крутой, и брать воду было неудобно). Старик увидел Филиппа и вскинул из-под берега бороду:

— Куда это мотался?

Филипп поскорее сунул вилы в навоз: хоть немножко замазать, а то слишком новые.

— Да туг… Яшка приходил за водой… покурить кликнул.

— Соскучились! Праздник вам! — забурчал Степан Ильич. — Поскорей раскидывай. А то уж вон где солнце, а мы все чухаемся.

И Филипп зарылся в кучу.

А через час Захарка, в короткой рубашке и засученных штанишках, перебирал по кругу ногами, пыжась, тянул быков. Быки грузно проваливались по колено, распускали пузырями слюни, мяли навоз, сбивая его на край. «Цоб ты, рябой, куда лезешь, — пищал Захарка, — сладко тебе там!» Степан Ильич подталкивал быков держаком вил, не разгибая спины, ходил сбочь круга, выравнивал край. Филипп двумя ведрами таскал из-под берега воду. Густым дождем обливал круг, брызгал на быков. Под ноги быкам вместе с брызгами ложилась радуга. Чавкая ногами, быки сминали одну, но тут же появлялась другая. Иногда Филипп, смеясь, обдавал дождем и Захарку. «Не дури, братушка, — ежился он, — холодно. Чего, как маленький…» Но холодно Захарке не было, он притворялся. Горячее солнце было уже высоко. В застывшем прозрачном зное утопали вербы, хаты, палисадники. Через бугор, сверкая струйками, переливались воздушные волны. На кургане спал лопоухий, чуть видимый ветряк. Короткие от плетней тени зыбились в улице. Отирая лицо ладонью, Филипп заметил, как из-за амбара вынырнула женщина. Нетвердой походкой она шла по бездорожью, не разбирая кочек и спотыкаясь. Синяя в черных крапинах юбка широко размахивала складками. Один конец платка был у подбородка, другой — почти на затылке. «А ведь это Варвара, — узнал ее Филипп, — что это с ней?»— И от недоброго предчувствия ворохнулось в груди.

Варвара поправила платок и, боязливо озираясь, свернула к берегу. Филипп бросил ведра, одернул засученные штаны и поспешил навстречу. Она несмело подошла к нему, и он испугался ее растерянного лица. Под глазами — синие густые дуги; глаза мутные, заплаканные; когда-то пухлые губы теперь тонко обрезались и чуть заметно вздрагивали. «Эк ты, девка… здорово захирела», — подумал он и, стараясь ободрить ее и себя, развязно спросил: