Читать «ОТ ПЕТРА I ДО КАТАСТРОФЫ 1917» онлайн - страница 248

Роман Ключник

Свою политическую программу Пестель назвал «Русской Правдой» и «Верховной Российской грамотой», в которой описал беспощадные действия «Временного правительства» революционеров по удержанию завоеваний будущей революции. Организатор Союза благоденствия М. Н. Муравьёв, прочитав республиканский проект для России «Русская Правда» своего «брата» Пестеля, не удержался от сарказма, сказав: «он составлен для Муромских разбойников».

Исследователь истории декабристов М. Цейтлин так описывал Пестеля (книга «Декабристы»):

«Павел Иванович Пестель был полной противоположностью Му­равьёва. Казалось, что у него нет сердца, что им владеет только разум и логика. У Пестеля не было любви к свободе, он неохотно допускал свободу печати и совсем не допускал никаких, даже открытых обществ. Им владела идея равенства, осуществляемого всемогущим и деспотиче­ским государством. Разумеется, такую власть оно могло осуществить с помощью сильной тайной полиции».

То есть — мы видим очередного гуманитария-гильотинщика с «об­щечеловеческими ценностями».

С высоты нашего исторического положения трудно не увидеть похо­жесть декабристов и большевиков. Это отметил в своем исследовании «Черное Евангелие» Николай Былов:

«Русская Правда Пестеля, «Катехизис революционера» Нечаева, статьи Писарева, Чернышевского, Добролюбова, статьи Ленина — все это звенья единой идеологической линии, на дрожжах которых взошёл ленинизм и сталинизм». Предельная жестокость «великих» демо­кратов и либералов Пестеля, Нечаева и Ленина склоняет к мрачным раздумьям.

Д. Мережковский очень сочувствовал декабристам и долго изучал их историю перед написанием своей работы на эту тему, но не мог не от­метить жестокость и деспотизм П. И. Пестеля: «угнетал он в полку офи­церов и приказывал бить палками солдат за малейшие оплошности.».

Эта «петровская» сверхжестокость не только доставляла наслаж­дение Пестелю, но и была методом возбуждения недовольства у солдат властью, императором, ибо при этом декабристы ссылались на неукос­нительное исполнение указов «сверху». Кстати, этот же приём при­менят в СССР некоторые «комиссары» — чекисты и партработники в 1936 году, и которых через год самих расстреляют, когда Сталин и его окружение поймут смысл первых «чисток».

Можно поставить вопрос: «А были ли у декабристов перед восстани­ем иностранные учителя?» — Были. И в этом месте я опять воспользуюсь советом исследователя истории из Израиля Якова Рабиновича: «В книге А. Солженицына «Двести лет вместе» проигнорированы исследования выдающегося историка Шимона Дубнова и его единомышленников», и загляну в мемуары этого знаменитого еврейского историка, в кото­рых С (Ш). Дубнов утверждает, что его дед — авторитетный в то время раввин часто и без проблем пересекал «черту оседлости», преодолевал тысячи километров по России и часто посещал Петербург и Москву: