Читать «Кантонисты» онлайн - страница 144

В эту минуту приблизился Беня, снял шапку, отвратительно улыбаясь.

— Они еще и не то делают, — донес он, указывая на нас. — Каждый день они выдаивают хозяйских коров и варят себе молочную кашу. Вот, посмотрите, — добавил Беня, отыскивая глазами мой котелок.

— Где котел, лиходей? — заорал хозяин, схватив меня за руку.

— Вон, вон, — указал Беня рукой. Проклятые собаки выдали меня, сбежавшись на запах молока к тому месту, где были явные улики моего тяжкого преступления.

Хозяин бросился туда. Я был пойман и уличен. С каким-то ревом бросился он на меня, смял под себя и так начал душить, давить и бить, что у меня хрустели все суставы, в ушах звенело, а в глазах сделалось так темно, как в глухую ночь. Долго ли это продолжалось — не знаю. Но когда хозяин перестал меня бить и топтать ногами, я продолжал лежать, ничего не видя и не слыша. Он несколько раз пытался поставить меня на ноги, но я падал опять как сноп. Надо полагать, что он сам испугался последствий своей жестокости потому что засуетился, побежал за водой и начал меня отливать. Когда я немного очнулся, то слышал болезненный, резкий крик Лейбы, все более и более удалявшийся. Должно быть, ему досталось не меньше моего. Как хозяин ни мучался со мною, а я идти не мог: одна нога не повиновалась, она была как деревянная и так страшно болела, когда я пробовал ступить, что я невольно падал. Хозяин, проклиная, оставил меня и сам погнал стадо домой.

Я лежал еле живой, растерзанный, с закрытыми глазами, горько рыдая. Мне показалось, что кто-то гладит меня по голове и плачет вместе со мною. Я с усилием открыл глаза. Возле меня, положа руку на мой лоб, сидел на земле Беня и горько плакал. Я отшатнулся от него, как от змеи.

— Прочь от меня, — прошептал я. — За что ты меня погубил? Что я тебе сделал?

— Не тебе, Ерухим, хотел я повредить, ты добрый, а подлецу Лейбе, отдающему собакам то, о чем просит у него брат.

— Какой ты нам брат? — заметил я и отвернулся.

Пришел хозяин еще с одним мужиком и потащили меня домой. Хозяин мой был расстроен, угрюм и молчал во всю дорогу. Меня положили в хлеве на соломе. Через час хозяин привел какого-то отставного солдата-коновала. Солдат долго ощупывал и вытягивал мою ногу, причинив мне нестерпимую боль, и, наконец, решил, что перелома нет, а только сильный вывих.

— Полечи ты его, ради Христа, Ефимыч, — упрашивал хозяин коновала. — Ишь беда приключилась.

— Зачем больно стукаешь куда ни попало? Не дерево же, тож живой человек, хоть и нехристь.

— Вот-те крест святой, Ефимыч, никогда не бивал, а тут уж больно провинился, ну, чуточку потаскал. Что ж, всяк грешен.

— Потаскал! А тя потащут, што запоешь? Ведь казенный, хоть и махонький, тож солдат царский, вот что, братец ты мой.

— Лечи, Ефимыч. Вот как возблагодарю.

— Чего лечить! Как на собаке присохнет. А ты его не трожь. Пусть недельку-другую поваляется на вальготе.

Я валялся долго, очень долго на вальготе, пока выздоровел и начал ходить, несколько прихрамывая. Во все время моей лежачки старуха приносила мне два раза в день какие-то помои, крохи и объедки и при этом всегда обзывала меня лешим и ублюдком и никак не могла простить мне тайком выпитого молока.