Читать «Разоренье» онлайн - страница 183
Глеб Иванович Успенский
— Купец, купец, — кричали купцу несколько богомолок. — Мы за тобой следом… Дай, батюшка, пробиться женщинам!
— Господин купец! проведи женщину!
— Идите! идите за мной!
Купец был истинный герой в эти минуты. Он оживился, стал молодцом, выпрямился и с истинно варварским ожесточением вломился в толпу. Круто согнутыми локтями он валил народ направо и налево, не разбирая, женщина ли тут с ребенком, старик ли, монахиня, — он просто крутил среди толпы, как вихорь!
Богомолки, держась одна за другую и охая, бежали по следу, который купец, как хороший пароход, оставлял за собой.
Минут через пять он воротился весь красный и, расшвырнув толпу с крыльца в разные стороны, появился предо мной.
— Приложились? — спросил я его.
— От-тлично, два раза приложился!
Купец встряхнул волосами и отер губы рукавом.
— А вы-то?
— Да теснота ужасная.
— Пойдемте, я вас проведу в другом месте. Я еще там не прикладывался. Доска там показывается.
— Что такое?
— По-священному будет дека, а по-нашему — доска, стало быть, от гроба… Так приложиться надо к ней… Пойдемте!
И опять он врезался в толпу с каким-то неестественным азартом, как будто в этом была его задача. И я заметил, что не один он любил расправить кости в этой свалке.
Наконец он везде приложился.
— Куда ж теперь? — сказал он в недоумении.
— Пойдемте чай пить, — сказал я.
— Грех бы?..
— Как знаете.
— Да уж пойдем, пойдем. Обедни начнутся в двенадцатом часу… Куда деться?
Но выпив одну-другую чашку почти молча, купец сказал:
— Нет, надо отстоять раннюю, отделаться да пойтить по рынку потолкаться… Поздняя-то обедня, ведь она до трех часов протянется…
И ушел.
Я посидел немного и пошел разыскивать Павлушу Хлебникова. В тарантасе его не было. Поднявшись во второй этаж каменного постоялого двора, я нашел его в широких новых сенях: он умывался. Перед ним стояла кухарка с корцом воды и чему-то смеялась, прикрывая рот рукою.
Завидя меня, он молча махнул мне рукою, как бы говоря: "ступай, ступай!" Я не понимал, в чем дело.
— Нет ли полотенчика? — сказал он, обращаясь к кухарке.
— Нате! — послышался откуда-то девичий голос.
Из раскрытого, выходившего в сени окна, из-под опущенной шторы, высунулись пальцы женской руки, с колечком на мизинце, и подали полотенце.
— Покорно вас благодарю!
Рука спряталась, а в комнате, из занавешенного окна которой она высовывалась, послышался смех молодых голосов.
— Не хотят к обедне-то! — усмехаясь, прошептала кухарка.
Павлуша, очевидно, тоже не спешил к обедне. Я оставил его и ушел на улицу…
III
Была поздняя обедня. Главная соборная церковь, где находился угодник, была битком набита господами, наехавшими из окрестных деревень, городской аристократией, купечеством и теми из простонародия, которые успели пробраться заблаговременно. Церковные двери были заперты, и на паперти стояли частные пристава и будочники, пропуская благородных господ и провожая дам. Массы других богомольцев наполняли монастырский двор и большими толпами разлеглись вокруг высокой монастырской стены. Было глубокое молчание — молчание необыкновенно томительное, — в котором, кроме терпения, я не мог ничего видеть. Изредка слышался голос кликуши в толпе, и тогда возбуждалось внимание, но потом опять та же тишина, терпение и молчание.