Читать «Живым приказано сражаться» онлайн - страница 109

Богдан Иванович Сушинский

— И распинал красноармейца тоже, потому что били?

— Там не били. И распинал не я — немцы. Я из лесу сбежал. Сразу сбежал, еще когда он из пулемета отстреливался. Меня возле машины оставили, но солдат зазевался, отошел, хотел своим помочь. А тут еще из лесу кто-то по машине стрелять начал… Словно сам Бог послал мне этого самоубийцу-окруженца. Ну, я — в овраг и дай бог ноги.

— Значит, удрал, и все? И теперь они тебя охраняют? Не трогают, не бьют, даже в лагерь военнопленных не отправили? Живешь себе как ни в чем не бывало?

— Выследили меня. Ночью зашел, чтобы попрощаться со своими, вот полицаи и выследили. А потом… Жену, дочку мою, Наташку, и старуху, ту, у которой я, значится, ночь просидел, чтобы под утро сюда пойти, всех там… — кивнул он на дверь. — Всех троих…

— Что там? — не понял Громов.

— Во дворе. При мне. Почему их, почему меня не захотели, а, лейтенант? Я ж перед ними на коленях ползал. Не спасения просил, а чтобы с ними. Они же видели, что меня не расстреливают. Они все видели… Три бабы… За меня, за солдата, смерть принимают.

— Так этот холм во дворе — могила?!

Готванюк кивнул и опустил голову. Он все еще был в форме, только без ремня, однако отшельнический вид его мог отпугнуть кого угодно.

— Мне бы повеситься надо было… А не могу. Не хочу я идти туда… висельником. Не было у нас в роду таких… Что ж ты меня не стрельнул возле дота? А, да… Крамарчук не дал. Заступился. Зря он вмешался тогда, зря…

— Да уж, видно, зря, — совсем незло подтвердил лейтенант, осматривая в окно могильный холм во дворе.

— Там, в ветряке, полицаи дежурят. Я боялся, что ты придешь, а они и тебя схватят.

— А все равно знал, что приду по твою душу?

— Знал. Другой мог бы и не ввязываться, побоялся бы. А ты найдешь — я это сразу понял.

Наступило неловкое, тягостное молчание, прерывать которое пришлось Громову:

— Так что, полицаем стать предлагали?

— Старостой.

— Ну?! Сразу старостой? Божественно. И ты, конечно, согласился.

— А куда денешься? Боялся. Снова бить будут. Они страшно бьют, под ребра. Я не смерти… калекой подыхать оставят. Ну да тебе некогда.

— Да, Готванюк, времени на разговоры у меня нет.

— Ты знаешь что… ты меня не здесь. Ты там меня, во дворе. Подожди минут десять. Ну, пятнадцать. Я при тебе яму отрою. Хотя бы небольшую ямку! — вдруг взмолился он, приложив руки к груди. — Чтобы только землей потом кто-нибудь притрусил. Но чтобы рядом с ними. По справедливости.

«А ведь я не смогу пристрелить его, — вдруг понял Громов. — Я не смогу поднять руку на этого человека. На этого труса и предателя. На этого исстрадавшегося… Не смогу. Это было бы слишком жестоко».

— Слушай, Готванюк, я обязан или сейчас же казнить тебя как предателя, или попытаться спасти. От всего этого… спасти.

— Да? — изумленно посмотрел на него Готванюк. — Как спасти? Как ты можешь спасти меня? И зачем?