Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 3
User
Ольга явилась «утречком», они взяли Катьку и отправились одни. Анютино огорчение: «Боря, ну почему ты не хочешь?» Простота, простота. До бешенства простота.
Ты остался дома. Читал… не мог читать. Ты сходил в магазин, купил молока. Картошки начистил для обеда. «Одним ожерельем на шее твоей уязвила ты меня, возлюбленная моя… Прекрасна ты и грозна, как полки со знамёнами. Уклони очи твои от меня…»
Сварить картошку или пожарить?
Пляж окружён кустарниками. Подойти, лечь в тени. Всё видно, пляж маленький… Ветром и солнцем облизало её от макушки до пяток; на берегу размытые солнечным ливнем тела – издали не различишь, муравейник, - но ты найдешь, ты сразу найдешь: биотоки или что, но ты найдешь. И увидишь как по заказу: встанет и пойдёт, царевна моя, «заклинаю вас, девушки Иерусалима, не будите, не пробуждайте любовь, пока не проснётся…» И Анюта тоже встанет и поспешит догонять, боясь обмякшими ступнями песка и камешков, и будет всплёскивать крыльями для равновесия…
Не пускал ведь эту мысль, не разрешал – она сама вылезла, через все запоры; скотина, - обругаешь себя, - предатель – и украдкой всё-таки будешь помнить: танцующая поступь широкобёдрая к воде… Готов скорее себе не поверить, что не выходил из дома, чем реальности этого видения.
И не упомнишь теперь – то ли сварил картошку, то ли пожарил.
Но конфликт совсем не в этом. Это всё ещё ерунда.
Но вот наступает такой вечер. Запыхавшись, прибегает из общежития своего, показывает тонюсенькую книжечку – стихи.
-Вот, прислали из Красноярска десять штук – авторские экземпляры, - говорит она, запинаясь, и краснеет.
И ты не сразу вникаешь, вертишь книжечку – и вдруг сообразил: Ольга Гуляева! Ты и фамилии-то её не знал. И добродушным медвежьим рыком, как и полагается пожилому другу, ты рокочешь:
-Ба! Да ты писатель, что ли, ёлки-палки!
Вот то-то же и оно.
Анюта с кухонным полотенцем на плече, в руке забытая ложка; Катька прибежала на шум, аж подпрыгивает, рвётся к книжке, а ей всё не дают посмотреть, сами не надивятся.
Оля смущена, вся в робком счастье. Вот она, минута жизни.
-Что же ты никогда не говорила, что стихи пишешь, - тихо упрекнула Анюта и опечалилась.
А ведь её со школы звали только Анютой – за то, что никогда не унывает; она ведь и тебя выходила этим: своей солнечной энергией.
Она озабоченно вспоминает о плите – и не слышно с кухни её песен. Она простодушная, она в своё время попросила: «Боря, давай я перееду к тебе, а?»
-Подписать? – спрашивает Ольга.
Вот уж этого не надо. Не хватало только автографов великих людей. В своё время ты на этих классиков насмотрелся.
-Боря, но ведь книжечка тонюсенькая-тонюсенькая, - сказала Анюта с надеждой, когда Ольга ушла.
Утешает. Откуда ей знать, что такое – эта тонюсенькая книжечка. Если ты колотился в эту стену своим беспомощным лбом несколько лет. Эти лирические этюды в вечерней газете. «Седобородая зима налилась синью…» К подписи Бор.Лежнёв редакция извинительно добавляла через запятую: инженер. Эти робкие – от робости нападающие – попытки сценариев на телевидении. И мягкое, щадящее: «К сожалению, это не вполне соответствует тематике нашего журнала». И
