Читать «Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 4» онлайн - страница 40
Антон Иванович Первушин
— Камень, — пояснил я, — он боится тяжелых камней, и если бросить на него тяжелый камень, он будет сломан. Если только нам не подсунут еще одну такую машину, как только сломается эта…
— Не подсунут, — заверил меня Рукоят, — таких машин больше нет, можешь не сомневаться, это какой-то бракованный экземпляр. Правда, Ухо говорил что-то о городах, где полным-полно таких машин, но что-то я ему не очень-то верю… Пойдем.
— Прямо… сейчас? — опешил я, увидев в рукоятке Рукоята тяжелый камень. Я тоже взял камень — наверное, и вправду нельзя было медлить, а то вездеход обо всем догадается, уйдет от нас.
Он стоял так, что нас не воспринимал, и можно было подкрасться незаметно. Я поднял над ним свой камень, рукоят вскинул могучую руку…
Но тут над нами хрипнуло и забормотало радио, и заговорило такое, что я забыл и про вездеход, и про камень, и про все на свете. Потому что радио проснулось и забормотало то же самое, что говорило всегда: приказы, которые нужно исполнять. Оно и на этот раз объявило приказ — но такой, от которого становилось жутко.
Все мы разом посмотрели в глубокую пропасть, темную, загадочную, со дна которой поднимался черный пар. Пропасть — в которую было страшно заглянуть, не то что приблизиться к ней, и со дна пропасти поднимались белые звезды. Пропасть, в которой бурлили неизвестные кислоты и сияющими пучками извивались в глубине магнитные поля. Магнитные поля знают, по какой трассе им бежать, по каким шоссейным дорогам — невидимым, невесомым.
И кто-то, кто говорил приказы, велел нам спуститься в пропасть, и увидеть пропасть, и познать пропасть. Хотелось добавить: «И умереть в ней» — потому что выбраться оттуда был один шанс из тысячи. Из миллиона. Кто-то должен был пойти туда — и умереть. Может быть — выжить. Мы все смотрели друг на друга и ждали, и время шло, и всем было неловко. Наконец рукоят всколыхнулся, медленно пополз к пропасти, заглядывая незрячими фарами в ее глубину, и мелкие камушки сыпались из-под его колес. Не пройдет, думал я. Рукоят уже и сам понимал, что он не пройдет, отступил, стыдливо присоединился к нам, делая вид, что ничего не произошло. Он, конечно, здесь ни при чем, это вообще не он. И…
Вышел Телескоп — у Телескопа были тонкие ножки, он мог карабкаться по камням и даже залезал на высокую гору. Но Телескоп не смог одолеть пропасть, беспомощно заскользил по песку. Все почему-то посмотрели на меня — как на новичка, которому еще нужно было себя проявить, и проявить достойно. И показать, на что ты способен. Я понял, что от меня чего-то ждут, что нужно встать и выкатиться вперед, и спуститься туда, собрать тяжелые камни, исследовать грунт. Я должен был показать им, что я тоже не робкого десятка, и если мне дали приказ, я его выполню. Можете не сомневаться. Можете…
Я осторожно начал спускаться, чувствуя, как опора ускользает из-под ног. Крутая дорога до обрыва была слишком длинна — будь она чуть покороче, я бы ее одолел. И если бы внизу склон не обрывался в пропасть так быстро и резко. Если бы… нет, не одолеть. Как странно: хочешь спуститься по склону — и не можешь заставить себя сделать ни шагу. Что-то будто подсказывает тебе, что спуститься невозможно. Я вернулся к остальным — я думал, что надо мной будут смеяться, называть трусом, — но никто не шелохнулся, все как будто понимали, что сделать ничего нельзя, что никто не сможет спуститься. Да, на этот раз нам дали слишком невыполнимый приказ, как будто приказы могут быть слишком и не слишком невыполнимыми.