Читать «Юность Жаботинского» онлайн - страница 132

– Так, – признался он, но от близости ее лица, от лунного света и всей красоты и тишины кругом досада его уже выветрилась.

– Сядьте, – приказала Маруся, – а я преклоню буйную голову на ваши колени – это ведь не такая уж великая вольность, правда?

Он разложил пиджак по траве, а сам присел на кочке, она легла, долго укладывала свою рыжую голову у него на коленях, все время беззвучно смеясь чему-то своему, наконец устроилась, облегченно вздохнула, закинула руки и взяла обе руки Зеэва:

– Удобно?

– Очень. А вам?

– О, мне страшно уютно. Как там, в воде, когда я купалась, только еще лучше. А вы на меня сердились за купанье с лодки?

Он высвободил одну руку и сделал жест, будто нарвал ее за ухо:

– Вот и все, теперь вы прощены.

Она тихо засмеялась и потребовала:

– А руку отдайте обратно, это часть моего уюта.

Потом они молчали. По писательской привычке всегда придираться, он хотел было сказать себе с насмешкой, что все тут, как по книжке, – летняя ночь с луною, долина, запах отцветающих цветов, и ни души на версту кругом, – но не вышла насмешка, он вдруг почувствовал, что нет у него иронии в душе – в душе литургия…

Маруся подняла к нему глаза и спросила шепотом, очень естественно:

– Можно поплакать?

– Можно.

Она покрыла глаза его руками, щеки у нее были прохладные, ресницы ласково щекотали его ладони. Плакала ли она, он не знал, плечи ее иногда чуть-чуть вздрагивали, но это не доказательство. Вдруг она отвела его руки, опять подняла глаза – действительно влажные – и опять шепнула:

– Милый… побраните меня изо всей силы.

Он спросил, тоже вполголоса:

– За что?

– Нагнитесь ближе, а то букашки подслушают. За все, что вы обо мне думаете, или думали бы, если бы не были такой глупый и добрый и… посторонний.

– Я не посторонний!

– Я лучше знаю, но теперь не о вас, теперь обо мне. Побраните!

– Зачем это вам?

– Так. Нужно. Иначе начну колотиться головой о стволы.

Что с ней творится, он не понимал, но его уже захватило колдовство ее близости. Он спросил послушно:

– Подскажите, за что бранить?

Она открыла глаза:

– За эту выходку на лодке, за то, что всегда всех дразню и щекочу и нарочно взбалтываю муть. За то, что я вся такая… захватанная руками. Правда, захватанная?

Он промолчал.

– Повторите, – просила она, изо всей силы сжимая его руки. – «Муть». «Захватанная».

Он молчал.

– И еще: «… недорогая». Повторите!

– Маруся, – ответил он резко, – вы откройте глаза и посмотрите, кто с вами. Это я, а не черниговский дворянин по имени Алеша, столбовой или стоеросовый или как это у них называется.

– Совсем он не стоеросовый, – прошептала она, – не смейте. Он прав.

Зеэв молчал, он действительно злился.

– Разве не прав он? – настаивала она. – Разве это все – про меня – не подлинная правда?

– Даже если «правда», – досадливо сказал Зеэв, – это еще не значит, что «прав».

Но она услышала его, а заговорила серьезно, с закрытыми глазами, словно не Зеэв и даже не «Алеша» стоял пред нею и обвинял, а что-то иное или кто-то иной: